Я буду любить тебя...

— Когда сей достопочтенный лорд, снискавший благоволение его величества, попытался воспрепятствовать вашему беззаконному бегству, не вы ли подняли на него руку и, одолев его благодаря численному превосходству, вывезли его за пределы королевства?

— Да, я.

— Кроме того, вы склонили воспитанницу его величества леди Джослин Ли пренебречь своим долгом перед королем и бежать вместе с вами.

— Нет, — возразил я. — Со мною была только моя жена, которая пожелала разделить судьбу своего мужа.

Губернатор нахмурился, Карнэл тихо выругался.

— Повстречав пиратский корабль, вы вошли в сговор с его преступной командой и сами стали пиратом, не так ли?

— В некотором роде.

— Вы сделались их главарем?

— Да, поскольку устроиться на другое место не представлялось возможным.

— И взойдя на этот корабль, вы взяли с собою в качестве пленников поименованную даму и присутствующего здесь лорда?

— Да.

— После чего вы стали разграблять имущество короля Испании, с коим его величество отнюдь не ведет войны…

— Да, я действовал так же, как Дрейк [122]и Роли [123].

Он улыбнулся, потом нахмурился.

— Tempora mutantur [124], — промолвил он сухо. — К тому же, насколько мне известно, Дрейк и Роли никогда не нападали на английские суда.

— Я тоже не нападал, — отвечал я.

Он откинулся на спинку кресла и воззрился на меня.

— Мы видели пламя, вылетевшее из жерл ваших пушек, слышали их грохот, и ваша картечь перерезала наш такелаж. Неужто вы ожидали, что я поверю вашему последнему утверждению?

— Нет.

— В таком случае вы могли бы уволить нас, а также и себя, от этой лжи, — холодно проронил он.

Джордж Сэндз заерзал на стуле и шепнул что-то секретарю Совета колонии. Молодой человек с ястребиным взором и волевым подбородком — то был Клэйборн, генеральный инспектор Виргинии, — отвернулся и принялся разглядывать море и облака. Как видно, любопытство в нем угасло, уступив место презрению, и с этой минуты разбирательство моего дела потеряло для него всякий интерес. Что до меня, то я придал лицу каменное выражение и смотрел в пространство, не удостаивая взглядом того, в чьей власти было избавить меня от последнего оскорбления, которое бросил мне губернатор.

Напротив двери, через которую ввели меня, была еще одна, закрытая. Внезапно из-за нее послышался шум короткой борьбы, затем скрежет поворачиваемого в замке ключа, дверь распахнулась, и в каюту вошли две женщины. Одна из них, молодая белокурая дама с прелестными карими глазами, полными слез, простерев руки, кинулась к губернатору.

— Я сделала все, что могла, Фрэнк! — вскричала она. — Видя, что она никак не образумится, я даже заперла дверь, но она очень сильная, хотя и нездорова… но она вырвала у меня ключ!

Дама посмотрела на красный след, оставшийся на ее белой ручке, и две слезы капнули с ее длинных ресниц на румяные щеки.

Губернатор с улыбкой привлек ее к себе и посадил на стоявший рядом с ним табурет. Затем он встал и низко склонился перед воспитанницей короля.

— Леди, вы еще не настолько оправились чтобы покидать свою каюту, это подтвердит вам наш уважаемый главный врач, — сказал он учтиво, но твердо. — Позвольте мне проводить вас.

Все так же улыбаясь, он хотел было подойти к ней, но она остановила его поднятием руки, жестом таким величественным и таким молящим, что он был словно музыка, вдруг раздавшаяся в тишине каюты.

— Сэр Фрэнсис Уайетт, вы ведь джентльмен, а коли так, позвольте мне говорить, — молвила она.

Ее голос звучал так же, как в тот первый вечер в Уэйноке — пылко, нежно, умоляюще.

Губернатор застыл на месте, все еще улыбаясь и протягивая руку, постоял так несколько мгновений и сел. По каюте пробежал шепоток, словно ветер зашуршал в осенних листьях. Милорд привстал со своего кресла.

— Ее околдовали, — произнес он пересохшими губами. — Она будет говорить то, что ей внушено. Мы не должны слушать ее, господа, дабы не дать ей опозорить себя своими речами.

Моя жена стояла в середине каюты, сжав руки и слегка склонившись перед губернатором, но, услыхав слова Карнэла, тотчас выпрямилась, словно выстреливший лук.

— Вы позволите мне говорить, ваша честь? — спросила она ясным голосом.

Губернатор, искоса глядевший на подергивающееся лицо фаворита, кивнул и откинулся на спинку кресла. Лорд Карнэл вскочил на ноги, и воспитанница короля обратила свой взор к нему.

— Сядьте, милорд, — промолвила она, — не то эти джентльмены чего доброго подумают, что вы боитесь того, что я, несчастная заблудшая женщина, взбунтовавшаяся против короля, пренебрегшая своей честью и ставшая игрушкой в руках пиратской шайки, могу сделать или сказать. Право же, милорд Карнэл, человеку правдивому подобает большая смелость.

Она сказала это мягко, даже жалобно, но было в ее голосе нечто такое, что сверкает в глазах пумы, изготовившейся к прыжку.

Милорд сел, одной рукой прикрывая трясущиеся от ярости губы, а другой стиснув подлокотник кресла, словно то было не бесчувственное дерево, а живая человеческая рука.

Глава XXVII В которой у меня появляется адвокат