Слабо, потому что он знал, она не простит.
Новогодняя ночь. Еще неделю назад, так много планов было связано с ней. Хотя нет, всего лишь один план, но, как оказалось, невыполнимый, из области фантастики. Воображение рисовало ночь проведенную с ним, а в реальности тета тет с телевизором и очередной банальной новогодней программой с участием звезд отечественной эстрады и кино.
Смс-ки и сообщения ВКонтакте с поздравлениями были прочтены, ответы на них были отправлены. Настроение, от того что обо мне помнят, ощутимо приподнялось. Я даже открыла бутылку шампанского, выпила бокал искристого напитка и закусила сладкой клубникой. Фруктов, которые каждый день привозил Дима было достаточно, чтобы накормить с десяток голодных обжор.
Он приезжал каждый день. Привозил готовую еду из ресторана и почти насильно заставлял есть. Мы почти не разговаривали. Молча включал телевизор, находил развлекательные программы или ставил комедии. Его поведение было естественным, он вел себя будто мы дружили лет сто.
— Не пропаду я, Дима. Оклемаюсь и снова вперед пойду.
— Уверена?
— Думаешь не понимаю зачем приезжаешь? Боишься, что с собой что-то сделаю?
— Никогда не забуду в каком состоянии тебя нашел и всю жизнь буду винить себя за то, что не предотвратил случившегося.
— В этом нет твоей вины. А насчет меня не переживай. Я никогда не причиню себе вредa.
— Ты когда-нибудь простишь его?
Горько усмехаюсь. Простить?
— Он придет к тебе, Вероника, не сомневайся и будет молить о прощении.
— Мне все равно.
— Сегодня он узнал правду. Теперь у него есть все доказательства того, что ты не причастна к этой грязной истории.
— А моего слова ему было недостаточно?
Дима молчит, ему нечего сказать. А что тут добавишь?
— Это была Мария. Это она сливала информацию Бродскому, — сказал Дима спустя минуту. — IP адрес, с которого взламывали систему, не могли установить из-за одной очень продвинутой программки. Мария является очень хорошим программистом. Как оказалось, — ухмыляется. — Она сама разработала этот софт и установила на свой рабочий компьютер. Для нее не составило труда и получить всю необходимую информацию взламывая систему. Гладышеву, вместе с IT-шниками из Лондона, понадобились почти две недели, чтобы понять в чем дело. Огнев в ярости из-за того, что безопасность его компании оказалась под ударом. Он в ярости из-за того, что впервые оказался настолько уязвим.
На тот момент ни облегчения, ни радости от услышанного я не почувствовала. Равнодушие и апатия полностью вытиснули какие-либо позитивные эмоции, которые я должна была бы испытать. Но… уже на следующее утро я по-другому начала воспринимать услышанную новость. Огнев узнал правду, моя совесть перед ним чиста, чего не скажешь о нем. Справедливость восторжествовала. Отчасти.
Шампанское ударило в голову. Теперь я с интересом следила за монологом Галкина и даже позволила себе похихикать над его шутками.
Самым тяжелым за этот вечер оказался разговор с родителями, а не осознание своего одиночества. С этим я как-то свыклась за несколько дней затворничества.
Мама сразу почувствовала неладное, укоряла себя за то, что не настояла на моем прилете к ним, допрашивала о моем здоровье и самочувствии. Мне понадобилось пол часа, чтобы убедить ее, что со мной все в полном порядке. Из последних сил сдержалась не разреветься и не рассказать о случившемся. До безумия хотела почувствовать ее поддержку, теплоту рук и в сотый раз жалела что не полетела к ним.
Звонок в дверь отвлекает на мгновенье. Наверное ошиблись дверью, думаю, и снова утыкаюсь в экран телевизора. Спустя пол минуты снова раздается звонок, откидываю в сторону теплый плед и медленно плетусь к двери. Открываю ее, не глядя в глазок, забывая об элементарной осторожности.
К горлу подкатывает тошнота, когда натыкаюсь на тяжелый взгляд серых глаз. Огнев, одетый в простые черные джинсы и коричневую кожанную куртку, выглядит уставшим и похудевшим. Внутри, против моей воли, поднимается то самое чувство, которое я испытывала каждый раз когда он уставший, откидывался в кресле и прикрывал глаза, пытаясь на несколько минут отдохнуть от дел. Подавляю желание пройтись нежно рукой по колючей щеке заросшей щетиной. Корю себя за слабость в ногах от одного взгляда на мужчину, который когда-то дарил ласку и нежность; корю себя за желание прижаться к сильному телу и просить избавления от боли, которую он сам мне и причинил.
В глубине души знала что наша встреча неизбежна и, наверное, именно поэтому не испытала удивления от его прихода.
Не знаю как долго мы стояли и молча смотрели друг на друга. Нас разделял порог — черта перешагнув которую последуют перемены. Сейчас все встанет на свои места, сейчас мы выскажем друг другу все что наболело.