Я буду первым

— Благодарю. Мне было невероятно тяжело поверить в это, я желал убить каждого, кого встречал на своём пути, даже после того, как джинн спас меня от Карвора. Желал убить и убивал. А они умирали, не сопротивляясь. Это действительно кажется бредом, но есть вервольфы, не умеющие убивать и презирающие форму волка, есть чистокровные ведьмы, отказавшиеся от своего наследия и живущие, как все. Я их убивал и отказывался верить в их мирное существование, но слишком часто я слышал, перед тем как опустить меч, слова благодарности. Они ждали смерти, считая себя проклятыми и не желая жить в постоянном страхе. Мне тяжело дался новый взгляд на жизнь, но сейчас я понимаю, что наш мир меняется быстрее, чем мы думаем, что те твари, которые пугали селян в средневековье, хотя и встречаются довольно часто, но есть и те, кто неотличимы от человека. Есть европейцы, есть афроамериканцы, а есть джинны, только последние виновны от рождения, а человеку позволено убивать и грабить. Его вина условна.

Кристофер замолчал, а в зале образовалась тишина, и только неровное дыхание Клода Саржу нагнетало и без того нервную обстановку, а Ева обречённо закатила глаза. Похоже, что Кристофер даже и не думал о том, чтобы подготовить речь.

— То есть вы считаете свои действия правильными и не признаёте вину? — спросил один из судей.

— Я признаю вину как Охотник, но не как человек.

— Клод Саржу, мы готовы выслушать вас.

— Достопочтенные судьи, — на удивление спокойно начал говорить Клод, — мы Охотники не потому, что на наших плечах чёрная мантия, нет! В наших жилах течёт сильная кровь — яд для нелюдей! Тварей, наводнивших наш мир, словно тараканы. Мы убивали их веками и делали это самоотверженно, зная, что наше дело правое, что люди нуждаются в нашей защите, но к чему это всё говорить, нам всем и без моих слов известна роль Охотника. Наш кодекс — это наше наследие, а законы формировались веками, не раз подтверждая свою обоснованность и необходимость, но Моро же решил иначе, что убивать их необязательно, что нелюдей можно приручить, как животное, или того хуже — водить с ними дружбу! Разумеется, мы все скорбим о трагедии, случившейся в семье Охотника, мы — братья, и каждая смерть для нас — как своя, но то, что Моро обратился за поддержкой к врагу, возмутительно, а то, как он в своей речи приравнял нас к этим выродкам, — оскорбительно! Но если он считает себя таким же, значит, и сдохнуть должен так же, как и тварь!

Все недовольно скривились. Клод Саржу всегда был слишком резким, но сегодня превзошёл самого себя.

— Я думаю, достопочтенному Суду интересно, — продолжил Клод после непродолжительного молчания, — что тот Демон, по вине которого Охотник Шимон Герцык был серьёзно ранен и до сих пор пребывает в коме…

— Уже нет, — перебил его Кристофер.

— Что?

— Шимон вышел из комы. Вы разве не знаете, мистер Саржу? — усмехнулся Кристофер.

— Нет, но сейчас это неважно, — отмахнулся тот. — Тот Демон, он же в конечном итоге пал от вашей руки. Расскажите нам, что послужило причиной охоты на него?

— Он убийца. Разве я должен искать причину, чтобы прикончить эту тварь? — недоумённо спросил Кристофер, прекрасно понимая, к чему ведёт его обвинитель.

— Убийца… убийца кого? На его руках была кровь человека?

— Может, и была. Я не спрашивал. А вы, мистер Саржу, всегда интересуетесь у врага количеством убитых, прежде чем уничтожить его?

Клод проигнорировал едкий вопрос и продолжил:

— И по какому же принципу вы делите нелюдей? Может быть, у вас есть свой собственный кодекс, по которому вы живёте и убиваете?

— Кодекс? Нет, ни в коем случае. Тех, кто не желает жить в мире или же не справляется со своей сущностью, всегда в достатке. Их я убиваю без жалости.

— Вы говорите в достатке, а сколько пало нелюдей от вашей руки за… за последнюю неделю, предположим? — заинтересованно спросил Клод.

— Я убил две семьи перевёртышей, ведьму, стаю приезжих вервольфов, не знаю, сколько их было, не считал, и два гобла. А ты? — серьёзно спросил Кристофер, глядя в глаза Клода Саржу. Тот сжал губы, а Кристофер усмехнулся. Благодаря оставленной Евой информации на братьев Саржу, он знал, что если Матис пусть и редко, но всё же охотился, то Клод ограничивался лишь тренировками в зале, предпочитая бумажную работу.

— Я так и думал. Я осознаю всю тяжесть обвинения, предъявляемого мне, — громко сказал Кристофер, уже повернувшись к суду, — но я по-прежнему Охотник и убиваю тварей, что несут опасность нашему миру.

— Но также ты и дружишь с ними, — тихо возразил один из судей.

— Нет, дружбой это назвать нельзя, — покачал головой Кристофер. — Я не убиваю тех, кто не угрожает людям, и у них есть возможность жить открыто, взамен они обязуются держать свою сущность в узде. Это достаточно удобно, все нелюди в моём городе, словно на ладони. Они не прячутся в подвалах и не скрываются от меня, но знают, что одна ошибка — и смерть.

— То есть вы их контролируете?

— Да. «Контроль» более точное слово, нежели «дружба».