Я буду сверху

– В общем, вам нужно подъехать в отделение, подписать вот эти бумаги, – он торопливо сунул мне в руки бумажные листы, – подписка о невыезде… И еще вот… Делом будет заниматься майор Рогозин, кабинет 117. Запомнили, гражданка Лапова?

–Ага, – кивнула я, подхватила сестру и направилась к машине. Оказавшись внутри, Милка полезла за зеркальцем, обозрела свою физиономию и ужаснулась.

– На кого я похожа!

– На убитую горем женщину, – ответила я, садясь вместо Милки за руль.

Сестрица скривилась, и достала косметичку, собираясь привести себя в порядок. Пока она тщательно замазывала потеки туши, я вырулила на дорогу и набрала Агапа.

– Привет. Занят?

– Для тебя всегда свободен. Как поездка?

– Ужасно.

– Рамов не захотел с вами откровенничать?

– Можно и так сказать. Рамов мертв.

Несколько секунд Агап молчал, переваривая информацию, а потом осведомился:

– Мертв – в смысле убит? Ты видела тело?

– Видела, и даже щупала. Сожрал снотворное в убойном количестве, запил алкоголем и уснул вечным сном.

– Где ты сейчас?

– Едем с Милкой в гостиницу.

– Ментов вызывали?

– А как же. Я ведь добропорядочная и ответственная личность.

– И что они?

– Склоняются к самоубийству.

– А ты, видимо, нет?

– Нет, – пробормотала я, и добавила: – Мне кажется, Рамов не из тех людей, кто жрет снотворное, чтобы красиво уйти из жизни. Скажешь, не так?

– Скажу, что моя интуиция с тобой согласна. Вот что, Лара, – вздохнул Агап, – переезжай ко мне. Происходит что-то непонятное, и страшное. Тебе лучше не оставаться одной.

– Я не одна.

– Ты про свою Милку что ли? Брось, от нее никакого толку. Я тебе прямо говорю…

– Кто мог убить Рамова? – перебила я Агапа. Тот выругался и ответил:

– Да кто угодно. Тот же Тагалов, Топорин,  еще половина города. Может, свои же и порешали. Раз бандит – всю жизнь бандит. Они свои дела по-другому не умеют решать.

– Ясно. Я буду в городе, позвоню, – пообещала я Агапу, чтобы его успокоить. Он еще малость возмущался, но потом поутих. Закончив разговор, я повернулась к Милке, краем глаза следя за дорогой. Сестрица уже извела половину косметички, и теперь сияла, как новенькая монетка.

– Ну, что Агап?

– Говорит, что нам нужно переехать к нему.

– Перебьется, – фыркнула Милка, и серьезно спросила: – Что думаешь?

– Думаю, что Рамов мог украсть флешку, и именно за ней к нему приходили. Забрали пропажу, а потом его убили.

– А если не он?

– Тогда тоже логично. Даже если флешка не у него, Топорин или Тагалов могли решить, что она в его руках. И опять-таки – пришли, допросили, ничего не нашли и решили убить. Честно, не знаю, Мил. Все как-то запутанно.

Просто невероятно запутанно. Зачем кому-то убивать Рамова? А что, если его смерть не связана со флешкой? И Агап прав – это бывшие друзья Максима решили за что-нибудь поквитаться?

Я чувствовала себя так, словно блуждаю в лабиринте без света. Милка, несмотря на сияющий облик, выглядела не лучше – в глазах сестрицы затаилась печаль. Чтобы приободрить ее, я легонько ткнула ее в плечо и сказала:

– Не переживай. Мы найдем, кто это сделал.

– Ага, – рассеянно кивнула она.

– Ты любила его?

– Макса?

– Нет, его собаку.

– Тьфу, Лара. Нет, не любила. Но…

Милка помолчала, потом призналась:

– Было в нем что-то такое… Мужское, понимаешь? Он говорил, а я слушала, открыв рот. Его хотелось слушать. И подчиняться. И я тогда испугалась. И своих внезапных чувств, и покорности, и влияния, которое он оказывал на меня. Подумала: а что ждет впереди? Стану блеклой тенью, буду преданно ждать его дома, пока он болтается невесть где – то ли людей убивает, то ли с женщинами встречается. И бросила его.

– А он что?

– Разозлился. Пытался узнать, в чем дело. Я прямо сказала – с бандитами дел иметь не хочу. Он все понял и ушел. Вот и все.

– Может, оно и к лучшему, – помолчав, сказала я. Нашла Милкину руку и сжала ее. Сестра с благодарностью посмотрела на меня, а затем произнесла:

– Может, и к лучшему. Только вот…

– Что?

Милка вздохнула, словно решаясь на что-то, и уверенно сообщила:

– Я кое-что заметила.

– Говори.

– У Макса шрам был на шее. Я еще, помню, спросила у него: бандитская пуля? А он мне: нет, ножом порезали. Шрам длинный, заметный, от мочки уха до плеча.

– Ну и? – не поняла я. – При чем тут шрам?

– Его не было, – тихо произнесла Милка. – Сегодня. Я посмотрела с обеих сторон – у мужчины на диване шрама не было.

Я нажала на тормоз. Шины противно завизжали, нас дернуло вперед, потом назад. Резко свернув на обочину, я рявкнула:

– И ты молчала? Получается, Рамов жив?

– Я не знаю!

– Как это: не знаешь? Ты своего бывшего в лицо не помнишь или что?

– В том-то и дело, что лицо его!

– Как его? – озадачилась я. Милка со слезами на глазах повторила:

– Это он был, точно он. Лицо его, и руки, и рост, и волосы. Мужчина – копия Максима, только шрама нет. Я не знаю, что думать, Лара!

– Может, просто похож?

– Нет! Говорю же – не бывает такого сходства. Это он. Максим.

– И одновременно не Максим, да?

Я приложила руку ко лбу, чувствуя, как голова идет кругом.

– Может, у него есть брат? И это он умер?