Сосны падают с бухты-барахты,расшибая мохнатые лбы,из лесов выбегая на тракты,телеграфные воют столбы.Над неслышной тропою свисая,разрастаются дерева,дует ветра струя косая,и токуют тетерева.Дым развеян тяжелым полетомодряхлевшего глухаря,над прогалиной, над болотомстынет маленькая заря.В этом логове нечисти много —лешаки да кликуши одни,ночью люди не нашего богазолотые разводят огни.Бородами покрытые сроду,на высокие звезды глядят,молча греют вонючую водуи картофель печеный едят.Молча слушают: ходит дубрава —даже оторопь сразу берет,и налево идет, и направои ревет, наступая вперед.Самый старый, огромного роста,до бровей бородат и усат,под усами, шипя, как береста,ядовитый горит самосад.Это черные трупы растенийразлагаются на огне,и мохнатые, душные тениподступают вплотную ко мне.Самый старый — огромный и рыжий,прадед Яков идет на меняпо сугробу, осиновой лыжейпо лиловому насту звеня.Он идет на меня, как на муки,и глаза прогорают дотла,горячи его черные руки,как багровая жижа котла.— Прадед Яков… Под утро сегодняздесь, над озером, Керженца близ,непорочная сила Господняи нечистая сила сошлись.Потому и ударила вьюга,черти лысые выли со зла,и — предвестница злого недуга —лихоманка тебя затрясла.Старый коршун — заела невзгода,как медведь, подступила, сопя.Я — последний из вашего рода —по ночам проклинаю себя.Я такой же — с надежной ухваткой,с мутным глазом и с песней большой,с вашим говором, с вашей повадкой,с вашей тягостною душой.Старый черт, безобразник и бабник,дни, по-твоему, наши узки,мало свиста и песен похабных,мало горя, не больше тоски.Вы, хлебавшие зелья вдосталь,били даже того, кто не слаб,на веку заимели до стащекотливых и рыжих баб.Много тайного кануло в Каму,в черный Керженец, в забытье,но не имет душа твоя сраму,прадед Яков — несчастье мое.Старый коршун — заела невзгода,как медведь, подступила, сопя.Я — последний из вашего рода —по ночам проклинаю себя.Я себя разрываю на частиза родство вековое с тобой,прадед Яков — мое несчастье, —снова вышедший на разбой.Бей же, взявший купца на мушку,деньги в кучу, в конце концовсотню сунешь в церковную кружку:— На помин убиенных купцов, —а потому своей Парани —гармонисты,истошный крик —снова гирями, топорамиразговоры ведет старик.Хлещет за полночь воплем и воем,вы гуляете — звери — ловки,вас потом поведут под конвоемчерез несколько лет в Соловки.Вы глаза повернете косые,под конец подводя бытие,где огромная дышит Россия,где рождение будет мое.