Я бы на твоем месте

– Я похожа на человека, которого можно обидеть? – усмехнулась Арина.

И ухом почувствовала, что мама напряглась. Ухом – потому что именно оно прижималось к маминому животу.

Через секунду мама обняла ее голову обеими руками.

– Я порву на кусочки любого, кто посмеет хотя бы подумать, – сказала Жанна.

– Я знаю, – сказала Арина, – не надо меня душить.

* * *

Тихон сидел в своей комнате и рисовал.

Как он мечтал о таком отдельном месте, пока жил с мамой, ее двумя дочками и новым мужем. Муж был человек неплохой, молчаливый, но все равно – посторонний человек, который мог ввалиться в детскую в самый неподходящий момент.

Например, когда Тихон рисовал.

Тихон рисовал мангу и скрывал это от всех. Даже от мамы. Она опять потащила бы его на кружок, а там его опять заставили бы рисовать натюрморты. Единственный преподаватель, к которому Тихон хотел бы ходить, уехал жить за город, открыл свою студию, и мама отказалась платить такие деньги и возить так далеко. Мама, когда родила двойняшек, вообще от прежней жизни отказалась.

Когда два года назад Тихон понял, что взрослым можно говорить нет, началась война за переезд к настоящему папе. И папа, который до этого ограничивался алиментами и воскресными походами в кино, горячо сына поддержал. Через год морального кровопролития и опустошительного мозговыносительства мама сдалась. Папа тут же успокоился и снова забил на Тихона – наверное, ему было важно просто победить в схватке с бывшей женой.

Зато у Тихона появилась своя комната! Сюда даже отец заходил редко – чтобы поворчать про бардак и «в армии тебя научат постель застилать». Но обычно Тихон сидел тут в полном одиночестве и рисовал сколько душе угодно: папин спортбар работал допоздна, а папа старался уходить последним, чтобы проверить, все ли правильно закрыто и поставлено на сигнализацию.

Постепенно одиночество Тихону разонравилось. В пустой квартире было жутковато. Зато рисунки стали получаться все более кавайные. Однажды Тихон решился и выставил их на стене ВК. Само собой, под девчачьим именем – Тоня Розовая.

Успех пришел мгновенно.

У Тони образовалась своя фан-группа – большей частью из семи-, восьмиклассниц, которые радостно встречали каждую новую картинку, подолгу обсуждали, «какая она ми-и-илая», и требовали рисовать больше и чаще.

Обычно это помогало. Идеи рождались сами собой, исправлять ничего не приходилось.

Но сегодня настроение упало ниже плинтуса. Дело было не в придурках, которые играли с ним в собачку – такое и раньше бывало. И не в Арине – Тихону было приятно, что она хоть так обратила на него свое внимание.

Но вот отец…

Папа Тихона был когда-то хоккеистом. Долго был. Чуть не попал в сборную. Но это «чуть» все и испортило. Тихон много раз слышал эту историю – как Виктора Шумова, гениального нападающего, не пустили на сборы из-за ерунды. Или из-за клеветы (версия менялась в зависимости от степени алкогольного опьянения отца). Он послал всех и ушел.

А когда родился Тихон, молодой папаша, бывший форвард СКА, обрадовался. Он думал, что сын им всем покажет. И назвал его в честь легендарного тренера…

Но Тихон оказался Тихоном-тихоней. Нескладным мальчишкой, который так и не научился стоять на коньках. Он подозревал, что родители из-за него и расстались.

Тихон посмотрел на сегодняшние наброски. Сплошная муть. Убрал незаконченные рисунки в стол и принялся листать свою стену…

Проснулся он оттого, что его тряс за плечо отец.

– Что это?! – спросил он сквозь зубы и ткнул в экран.

Тихон хлопал глазами и не мог ничего ответить от ужаса. Как объяснить папе-хоккеисту, что это просто рисунки. Ну да, немного девчачьи, но…

– Ты вот это в интернете смотришь?! – продолжал отец. – Вот эту… эти розовые сопли?! Ты мужик или нет?! Да я в твои годы порнуху смотрел! Дал же бог выродка!

Виктор яростно мотнул головой и вышел.

Тихон судорожно перевел дыхание. Обошлось. Отец ничего не понял. Тихон вырубил ноут, подумал и перепрятал свои наброски из ящика стола поглубже в шкаф.

* * *

Обычно Виктор сны не запоминал, но этот был такой яркий и детальный, что сразу стало ясно – не забудется.

Он шел по коридору американской хай-скул, и все на него оборачивались. Потому что во сне Виктор был капитаном футбольной команды и звездой школы. Кумир многих, а особенно верного Джона, оруженосца и одноклассника.

Хай-скул оказалась довольно схематичной. Видимо, в голове перемешались отрывки из каких-то штатовских сериалов, которыми он увлекался по молодости. Коридор, в котором кишат подростки. Шкафчики с вещами. Учителя, одетые, как хиппи. Сухощавый улыбчивый старикан у входа – охранник.

И все смотрели на Виктора.

Он знал, как выглядит в этом сне – высоченный, с квадратным подбородком, короткой стрижкой и весь в буграх мышц. Девушки – все сплошь чирлидерши – глядели, приоткрыв рот.

Логика попыталась пробиться сквозь сон: «Чего они вылупились? Каждый день видят же!», но Виктор приказал логике заткнуться. Выбрал взглядом самую фигуристую чирлидершу.

Допустим, ее зовут Сюзан.

Она как раз болтала с каким-то прыщавым длинноволосым ботаном. Это было удачно.