Я был адъютантом генерала Андерса

Получив это письмо, Андерс страшно рассердился на профессора Кота, так как он сам в основном являлся инициатором посылки военных представителей. Знал о них давно и сам подписывал соответствующий приказ. Поэтому решил с этого момента информировать профессора Кота только о том, что могло быть полезным в реализации его намерений, а о других вопросах ничего ему не рассказывать.

А профессору Коту это совсем не помешало через несколько дней так информировать Сикорского о положении в армии:

«...Здесь нет ни санации, ни чего-нибудь другого, здесь только хорошие поляки...»

Не желая послать польские части на Восточный фронт, чтобы они совместно с Красной Армией сражалось против Германии под советским Верховным командованием, Андерс сразу же по получении 5 пехотной дивизией оружия в сентябре 1941 года, решил ее разоружить, изъяв у нее свыше трети оружия по предлогом, что оно необходимо для обучения других частей и для караульной службы, охраны складов, штабов и т. п. Человеку, не посвященному в подлинный смысл подобного распоряжения, оно могло показаться совершенно правильным.

После всего этого не удивительно, что отношения с Советским Союзом начинают охлаждаться. Андерс все решительнее преследует тех офицеров, которые относятся к Советскому Союзу, по его мнению, слишком доброжелательно. Он не только не давал им назначений, не только переводил их в офицерский резерв и отодвигал на второй план, но с помощью послушных ему судов стал готовить даже фальсифицированные процессы, на которых они могли быть обвинены и осуждены «законными» приговорами «независимых» судов.

Именно так поступили, между прочим, и с подполковником Леоном Букоемским. За то, что он стремился к доброму и дружественному сотрудничеству с Советским Союзом, против него затеяли фиктивный процесс, обвинив в мнимой агитации... в пользу Германии. Когда же судья заявил Андерсу, что не имеет абсолютно никаких оснований для осуждения Букоемского, Андерс приказал нескольким офицерам спровоцировать Букоемского на разговор о Германии, чтобы иметь необходимых свидетелей обвинения. Такой «благородный подвиг» был совершен, и суд получил нужных ему свидетелей обвинения. Хотя судья и заседатели прекрасно знали, что все это обвинение выдуманное, тем не менее, чтобы удовлетворить Андерса и выполнить его указание, «независимый» суд от имени Речи Посполитой уже на новом месте расположения в Янг-Юле арестовал подполковника Букоемского и приговорил к году тюремного заключения и разжалованию. Многие другие, такие, как полковник Галадык, были отодвинуты в тень, лишены возможности получить более или менее значительную работу.

Обстановка становилась все более тяжелой. Доходило даже до определенной напряженности в отношениях между представителями Советской власти и польским военным командованием. Поэтому трудно говорить о каком-либо доверии со стороны советских властей. Это недоверие углубляли как Андерс, так и посол Кот, который так телеграфировал Сикорскому 13 ноября 1941 г.

«Дорогой и любимый генерал!

На случай, если я не вернусь из полета в Москву, который предстоит совершить завтра в связи с твоим приездом, то передаю тебе мои сердечные объятия и самое горячее пожелание, чтобы тебе удалось вытащить наш народ и государство из пропасти и осуществить их возрождение в послевоенный период... Не сомневаюсь, что позаботишься о моей семье.

Горячо тебя обнимаю. Всегда твой

( — ) Кот.»

Такая атмосфера неуверенности и недоверия быстро проникала в низы и создавала ненормальные отношения.

Между прочим, она явилась причиной такого случая. В штаб польской армии в Бузулуке вошел лейтенант Красной Армии в нетрезвом виде. Он пришел к одному польскому офицеру, своему знакомому. Это было после окончания работы. Дежурный жандарм не хотел впускать его в помещение, из-за этого произошла ссора, во время которой жандарм застрелил лейтенанта. За свое «усердие» он получил повышение в звании. Такое в данном случае нетактичное поведение вызвало неприятное впечатление даже среди сторонников антисоветской политики.