— Я понял, что задумали Кит и Мик, — сказал он. — Они хотят доказать всем, что они лучше меня и что они больше вообще не нуждаются во мне. Вот почему они даже не слушают песен, которые я пишу, спорят с любым моим предложением и отвергают все мои идеи. А мне нужно больше работать самому, потому что иначе они и правда добьют меня.
Однако выздоровел Брайан ненадолго. 30 октября на очередной сессии суда он с глубоким облегчением узнал, что суд признал его невиновным в хранении кокаина и метедрина. Затем, как советовали адвокаты, он признался в хранении минимального количества индийской конопли и в том, что позволял друзьям курить у себя дома наркотики. В итоге судья, несмотря на предыдущий случай с Джаггером и Ричардсом, приговорил его к девяти месяцам, и Брайана в полицейском фургоне отвезли в тюрьму Вормвуд-Скраб.
Конечно, его освободили на следующий же день под залог в 750 фунтов, однако это уже не могло исправить ситуацию. Теперь он имел все доказательства, что его паранойя — это реальность: его и вправду хотят засудить. Когда он предстал перед судом, трое психиатров сошлись на том, что он действительно «крайне запуганный юноша» («со склонностью к самоубийству», по мнению одного из них). Заключение в тюрьме было заменено штрафом в тысячу фунтов и тремя годами условно.
Он праздновал свое освобождение, высыпав в рот горсть таблеток. Его даже не заботило, что это кислота, амфетамины, — все, что угодно, лишь бы действовало. Спустя сутки он пришел в клуб в Ковент-гарден с одной из своих многочисленных девушек. Его дружно приветствовали и поздравляли с освобождением. Местная группа, выступавшая на сцене, предложила ему поиграть с ними, и он согласился. Он взял контрабас и начал играть на нем, одновременно постукивая по нему ботинком с пирамидальной пяткой, пока не разбил инструмент в щепки. Однако Брайан был настолько под кайфом, что продолжал играть на невидимом инструменте, извлекая из него прекрасную музыку, слышную лишь ему одному.
Толпа веселилась, все были в восторге и полагали, что Брайан все это задумал специально. Однако внезапно он зарыдал; девушка посадила его в такси и отвезла домой. Дома он ничего не говорил, только слезы струились по лицу. Перепуганная насмерть девушка вызвала скорую. Его привезли в больницу св. Джорджа, где он сообщил врачу, что долго находился в сильном нервном напряжении. Спустя час его отпустили домой.
Джаггер был слишком занят своими делами, и то, что происходило с Брайаном, его абсолютно не беспокоило. Суд над Миком сделал его мучеником, героем, выразителем воли всего поколения, и он наслаждался своей новой силой.
Однако самым скандальным и шумным событием, связанным с судом над Миком, было телевизионное противостояние Мика (как представителя молодежи), и группой, в которую входили бывший министр внутренних дел лорд Стоу Хилл, епископ из Вулиджа и Вильям Рис-Могг, обозреватель «Таймс». Джаггера за огромные деньги перевезли в специальную студию на открытом воздухе, расположенную на земле сэра Джона Рагглс-Бриза, главы судебной исполнительной власти в Эссексе. Американские ВВС даже согласились временно отменить все полеты с располагавшейся рядом базы, чтобы ничто не помешало шоу.
К несчастью, Мик, стремясь успокоиться перед интервью, перебрал валиума, и его речь была настолько бессвязной, что вся дискуссия превратилась в фарс.
Рассказывая об этом следующим вечером в «Ад Либе», Джаггер был зол на себя:
— Они все были передо мной, а я оказался слишком обдолбан.
Однако унижение, казалось, сделало его еще большим бунтарем, чем раньше. «Запасов кислоты у нас хватит, чтобы врубить целую страну», — объявил он. И, кажется, был вполне серьезен, когда говорил в интервью следующее:
Мы уже сдвинули их с места, и мы доведем это до конца. Все эти прогнившие устои и в Британии и в Штатах — их давно следовало бы поменять, и это как раз дело молодежи. Все это происходит прямо сейчас, революция уже началась. Молодежь готова сжечь многоэтажные бараки и вонючие здания заводов, которые выжимают из них последние соки и отнимают у них жизнь. И я приложу все силы, сделаю все возможное, чтобы принять участие в надвигающихся переменах.
Правда, этим смелым словам противоречил его собственный стиль жизни. Джаггер обитал в фешенебельном районе, где жили в основном политики и аристократы. На Чейн-Уолк в Челси у него был огромный изящный особняк эпохи короля Георга, с видом на Темзу. Кремовый двухдверный «бентли» по стилю вполне подходил ко всему остальному. Так что его образ жизни ничем не отличался от других претенциозных и самих всего добившихся в жизни молодых людей из среднего класса.