Я был драгдилером Rolling Stones

Но мы решили, что море, вероятно, уже успокоилось с тех пор, как они выходили туда и, залив в бак горючее, отправились в Виллефранш. Нам предстояло проплыть три мили.

Из гавани мы вышли благополучно, нам все нравилось, и мы орали от радости. Однако чем дальше мы отплывали от берега, тем более грозным становилось море. Вскоре мы начали тяжело скакать с волны на волну, опускаясь на них с таким грохотом, что, казалось, катер сейчас развалится. Марлон громко заплакал.

— Эй, давай помедленнее, — крикнул Кит водителю, — видишь, ребенок боится.

Однако мы с Китом не скрывали, что и нам страшно не меньше, чем Марлону. Дейв взялся за рычаг переключения скоростей, и катер замедлил ход. Теперь мы мягко скользили по метровым волнам, качка прекратилась.

К несчастью, теперь мы плыли слишком медленно, и нас все больше сносило в открытое море. Дейв настаивал, что нам надо плыть побыстрее, не то мы будем дрейфовать так до Алжира. В конце концов мы с ним согласились, и он резко передвинул рычаг скорости.

Катер словно бы сошел с ума и ринулся вперед по волнам торпедой. Каждая следующая волна грозила опасностью перевернуться.

— Медленней, черт тебя побери! Медленней! — заорал Кит, слетевший с сиденья на пол.

— Не могу, — беспомощно проговорил Дейв, — рычаг сломался…

Дейв долго ползал вокруг двигателя с плоскогубцами, и в конце концов ему удалось замедлить бешеную скачку. Катер успокоился и остановился, тяжело качаясь на волнах. Дейв пытался починить механизм, но после часа ругани и проклятий повернулся к нам и с тяжелым вздохом сообщил:

— Извините, но сделать тут уже ничего нельзя.

Спускались сумерки, подул свежий бриз. Море начинало волноваться еще сильнее. Марлон орал так, словно близился конец света. Впрочем, последнее для нас, пожалуй, было недалеко от истины. Я нашел в катере несколько сигнальных ракет. Тщательно прочитал инструкцию, напечатанную на английском, французском и немецком. Все выглядело достаточно просто: верхнюю часть снять и ввинтить в нижнюю. Но ракеты оказались старыми и отсыревшими, ни одна из них не сработала.

Пытаясь прекратить наш упрямый дрейф в открытое море, Кит бросил маленький якорь, но это, казалось, не возымело никакого эффекта. Минуты тянулись нескончаемо долго (на самом деле прошло всего минут сорок), но наконец на малиновом от заката горизонте появилась маленькая рыбацкая лодка, пыхтящая как паровоз. Мы, бешено жестикулируя, просили нас спасти, но они только махали нам руками и кричали в ответ: «Bonsoir![10]».

— Вот черт, — сказал Кит, — похоже, мы помрем здесь.

Марлон начал орать так, что, наверное, перевалило за десять децибел.

Спустя еще час показалась другая лодка. На этот раз мы взвыли как оглашенные, понимая, что третьего случая явно не представится. Рыбаков, казалось, развеселили наши усилия, тем паче что они почти не говорили по-английски. Но когда я попросил их взять нас на буксир, у них проснулся лингвистический талант:

— Да, мсье — три сотни франков.

Как и большинство богатых людей, Кит жил в постоянном опасении, что его все хотят обсчитать. Он сразу начал торговаться.

— Господи, — проговорил я, — пусть они отбуксируют нас в порт. Если хочешь препираться с этими ребятами, подожди хоть, пока мы не приплывем к причалу.

Они кинули нам канат и взяли нас на буксир. В полумиле от берега мы заметили большое судно береговой охраны. На борту его стоял Оливер, махая огромным красным флагом.

— А мы плывем к вам на выручку!

— Эй, Тони! — позвал Кит. — Отцепи нас от этих жадных рыбаков, и Оливер отбуксирует нас бесплатно.

Но я отговорил его от этой глупой затеи. Рыбаки — люди суровые и вряд ли потерпят такое хамство. Через пару минут мы снова были в порту.

Вылезая из лодки, мы поняли, что у нас на всех только несколько франков — почти ничего по сравнению с теми 300 франками, которые мы обещали рыбакам. Кит был в мрачном настроении и, не особенно задумываясь о последствиях, сказал одному из жестикулирующих французов: «Иди на… ты, лягушатник». Мне совершенно не хотелось, чтобы нас уделали в котлету, поэтому я схватил Кита за руку, стащил с нее «Ролекс» и вручил одному из рыбаков:

— Вот, держи. Завтра мы принесем деньги, а ты отдашь нам часы.

— Ah, oui, merci, — поблагодарил француз — и, судя по всему, старательно прятался вплоть до нашего отъезда в Англию, ибо больше мы его не видели. Часы стоили 1000 фунтов.