Я был драгдилером "Rolling Stones"

Мистер Гетти сообщил, что его жена прибыла в Рим и прошлое воскресенье. Она приехала одна. Целью ее поездки было обсуждение определенных аспектов их развода. Он сказал, что был категорически против примирения с ней. Талита отправилась спать около полуночи. За полтора часа перед этим она поела. Когда он проснулся в воскресенье днем, то был удивлен, что она еще спит, и попытался разбудить ее. Когда же это не удалось, он понял, что случилось что-то плохое.

Из других газет мы узнали о пустом пузырьке из-под снотворного, найденном на ее кровати. Врач, подписывавший свидетельство о смерти, утверждал, что Талита умерла от интоксикации барбитуратами, смешанными с алкоголем.

Мы с Джонни безуспешно пытались выяснить обстоятельства ее смерти. 15 июля, в тот же день, когда в газетах появилось сообщение о ее смерти, Талиту похоронили — без всяких цветов. И только одна из подруг была на ее мрачных похоронах.

— У Талиты не было никаких причин для самоубийства, — сказал мне Джонни, — она почти не принимала снотворного и, конечно, не была такой дурой, чтобы мешать его с алкоголем. В общем, все это очень и очень странно.

— Не сходи с ума, — посоветовал я.

Однако меньше чем через месяц Луиджи, присматривавший за квартирой на Чейн-Уолк, сообщил нам, что Джонни тоже умер.

Через пару лет мне попалась на глаза заметка в «Дэйли Миррор»:

Вчера Пола Гетти Младшего вызвали в Рим — после того, как вскрылись ошеломляющие обстоятельства смерти его жены: она умерла от инъекции слишком большой дозы героина… После тщательного и внимательного анализа всех улик и свидетельств медиками Римского университета было составлено и передано властям новое медицинское заключение, которое, надеемся, поможет прояснить, что же случилось ночью 11 июля 1971 года.

Это была последняя заметка о ней. Пола я тоже с тех пор не видел. Однако наркотики, снотворное и загадочные смерти часто ходят об руку.

Смерть друзей не произвела особого впечатления на отношение Кита и Аниты к героину. Они продолжали регулярно покупать наркотики у корсиканцев и у «ковбоев» (так звались местные «Ангелы Ада», жившие на побережье и разъезжавшие на мотоциклах). Однако им, как всегда, не хватало ни кокаина, ни героина, и однажды Кит послал меня в Лондон — привезти одну из его заначек с Чейн-Уолк.

Я откровенно испугался. Перевозка наркотиков из страны в страну каралась примерно так же, как массовые убийства. А я не имел ни малейшего желания гнить заживо во французской тюрьме.

Несколько дней я мучался, продумывая варианты, пока меня не озарило — игрушки! Ни у кого из таможенников не хватит жестокости разломать детские игрушки, проверяя их на предмет наркотиков. Я провел несколько часов, выбирая в огромном универмаге Хэмли на Регент-стрит полые внутри игрушки. Я купил куклу, пианино, человека-оркестра и несколько других красивых и дорогостоящих игрушек.

Я остановился на пианино, и полдня ушло на то, чтобы разобрать его, аккуратно спрятать внутри унцию кокаина и собрать снова.

Кит еженедельно отправлял в Лондон грузовик, который привозил во Францию записи, ковры, мебель и все остальное, что могло понадобиться им для уютной жизни в «Нелькоте». И вот я просто сунул туда среди всего прочего пианино с контрабандой. Водителю ничего не сказал.

Через два дня мне среди ночи позвонил из Франции Кит.

— Ты все еще не послал то, что я тебя просил! — обвиняющим тоном сказал он.

— Послал, — возразил я.

— Ну и где оно, черт побери? Я перерыл весь грузовик, нет там ничего!

— Аккуратно вскрой маленькое пианино, которое я прислал Марлону. Там под клавишами…

Кит с грохотом бросил трубку на рычаг и кинулся ломать несчастную игрушку. Черт с ним, с пианино, главное — доза!

Мы еще несколько раз переправляли наркотики подобным образом. Затем вновь позвонили корсиканцы, и после этого Кит попросил меня вернуться в Виллефранш. Ему одному там становилось скучно и как-то не по себе.

— Пошли купим катер, — неожиданно предложил он однажды утром. — Один из тех, что мы видели в Болье, когда этот сумасшедший начальник хотел нас пристрелить.