Я был телохранителем Гитлера.1940-1945

Работа в приемной была неисчерпаемым источником информации. Постепенно я начинал различать манеры поведения самых частых гостей, привычки обитателей канцелярии. Например, ежедневно разбирая почту, я сразу обратил внимание на маленькую посылку, размером не больше коробки из-под обуви. Местом отправления была деревушка в Вестфалии, и адресована была посылка лично Гитлеру. Каждую неделю, в один и тот же день, один и тот же курьер появлялся с ней в канцелярии. Когда я впервые взял ее в руки, кто-то из товарищей предупредил меня, что ее нужно отнести сразу на кухню, «к Канненбергу». Я был заинтригован, но вопроса так и не задал. Это было не принято. Мне так казалось, во всяком случае. Это повторилось еще пару раз, прежде чем я узнал наконец из разговора с кем-то из коллег, что в этой загадочной посылке лежала буханка круглого деревенского хлеба. Этот хлеб собственноручно пекла деревенская женщина, с которой фюрер повстречался во время одной из своих поездок. Попробовав ее выпечку, Гитлер определенно к ней пристрастился. Невероятно, но факт: хлеб бесперебойно доставляли в канцелярию до самых последних дней Третьего рейха.

Одним осенним утром 1940 года мне поручили отнести в апартаменты фюрера прибывшие за ночь депеши. Подобного рода почту мы должны были складывать на небольшом табурете, специально для этого стоявшем в рабочем кабинете Гитлера. Случалось, что стопки бумаг мы заносили прямо в комнату Евы Браун: так Гитлеру было проще добраться до почты, ибо его спальня напрямую сообщалась с ее комнатой. Было еще достаточно рано. Я вошел без стука.

Шок. Ева Браун была еще в постели, практически нагая, в одной коротенькой ночной рубашке. Я уж было решил, что все кончено. Что меня выставят, прогонят взашей. Никто из моих товарищей меня не предупредил, даже словом не обмолвился, что она в Берлине, а не в Бергхофе, в горах, где она проводила большую часть своего времени. Я затаил дыхание. Окаменел от ужаса. Тут Ева выпрямилась на кровати и жестом дала понять, что ничего страшного не случилось и волноваться совершенно не о чем. Я отвернулся и, врезавшись по пути в дверь, галопом выбежал из комнаты. Никаких последствий не было. Ева Браун никогда об этом не заговаривала. Не сделала ни замечания, ни даже пространного намека. Никто ничего не узнал. Надеюсь.

Праздник Евы Браун

В октябре Гитлер снова прилетел в Берхтесгаден[44]. Я, в свою очередь, приехал в тот же день, что и он, или немного позже. Зато я прекрасно помню его отъезд во Францию и дальше к испанской границе на личном поезде. Ходили слухи, что он уезжает из Бергхофа для встречи с Франко в Эндайе[45].

Как только Гитлер уехал, Ева Браун устроила праздник. Она моментально изменилась, стала смешливой и жизнерадостной. Казалось, она внутренне расслабилась, как будто хотела сказать, что нужно во что бы то ни стало воспользоваться этим отъездом, этими мгновениями свободы, что все, в том числе и персонал, должны были принять в этом участие и разделить с ней ее радость.

Нас было двое, Карл Тенацек и я. Двое «молодых», оставшихся в Бергхофе, тогда как все остальные уехали вместе с Гитлером.

Ева Браун зашла к нам и попросила пройти в гостиную, чтобы присоединиться к остальным. «Девочкам ведь надо с кем-то танцевать!» — засмеялась она. Мы пошли за ней. Люди смеялись и пили, звучал модный тогда фокстрот. Мы с товарищем устроились в уголке. Я немного перекусил, перехватил что-то у буфета, перекинулся парой слов с Гретель, официанткой, подававшей напитки, но за весь вечер я так ни разу и не потанцевал. Я не мог себя представить танцующим с подругой шефа. Это было не принято.

В течение следующих лет я понял, что Ева Браун, которая никогда не сопровождала Гитлера в его поездках, очень менялась, когда он уезжал. За исключением последних месяцев рейха она всегда лучилась от радости, светилась молодым задором. Тогда как на более или менее официальном приеме она, казалось, блекла, даже в собственной комнате незадолго до начала более или менее официального приема, словно тушевалась. Зато в узком кругу друзей — Герты Шнайдер, Генриха и Эрны Хоффман, австрийки Марион Шёнман или Маргарет Шпеер[46] — она сразу обращала на себя внимание, становилась душой компании.

Без вопросов

Конечно, я, как, вероятно, и многие мои товарищи, следил за тайными отношениями Гитлера и Евы Браун. Но вопросов не задавали. Все близкие знали о том, что они вместе, но даже подумать о сути их отношений означало позволить себе слишком много. На людях Гитлер не уставал повторять, что у него «нет времени на женщин». На том и стояли. Ева Браун была его частной собственностью, частью того личного окружения, которое принадлежало только ему, если можно так выразиться. Во всяком случае, ситуация эта не вызывала никаких вопросов и меня совершенно не шокировала.