Гордились мы и серией плакатов-пособий о демократии, предназначенных школьникам. Сюжеты придумывали коллективно, рисовал их талантливый художник Александр Зудин. Наскребли на большой тираж и тоже разослали комплектами по школам. Мы не могли гарантировать, что плакаты не будут уничтожены учителями — сторонниками советской власти и административно-командной системы. Но определенный шанс довести до ребят такие знания был, и мы его использовали. Мы делали «что должно». А что получилось? Россия зашла в тупик «капитализма для своих». В частности, потому, что Ельцин не решился учредить министерство пропаганды иного образа жизни.
Проект указа о земельной реформе
Не важно, кто начинает игру, важно, кто ее заканчивает.
Земельная реформа в начале 1990-х годов, едва начавшись, зашла в тупик. В декабре 1991 года указами президента было установлено, что земли и имущество бывших колхозов и совхозов должны быть разделены между их работниками. Колхозы и совхозы формально преобразовались в акционерные общества или товарищества. Каждому члену такого сельхозпредприятия приписали земельные и имущественные доли. Но эти доли были виртуальными, в натуре раздел угодий и техники, как правило, не проводили. Никто не мог сказать: «Этот участок мой, а этот твой». Не было определено, что этот коровник приходится на пятерых, а этот свинарник на других десятерых дольщиков. Доли были лишь формально упомянуты в протоколах общих собраний коллективов. Что это значило для бывшего колхозника, ныне члена товарищества? Ничего.
Сельхозпредприятия быстро умирали, потому что производительность труда и урожайность в них были низкими. А главное — селяне по-прежнему не чувствовали себя хозяевами, совладельцами бизнеса, оставались наемными работниками, которым к тому же месяцами не платили зарплату. Ушли в прошлое времена, когда за каждый килограмм живого веса скота выплачивались дотации. Зато открылся мировой рынок, и потекли в страну мясо и молоко по низким ценам. Наши сельхозпредприятия выдержать конкуренции не могли.
Иного ожидать не приходилось. Вчерашние колхозники готовы были усердствовать только на собственном дворе. Во время октябрьских событий 1993 года одна моя знакомая работала над рукописью в деревне у родителей, в Псковской области. Расположившись на опушке, она включила радиоприемник и слушала сообщения о происходящем в Москве. Трактористы, боронившие поле, время от времени подбегали и спрашивали: «Ну как там — Ельцина скинули?». Она поразилась: «Чем он вам насолил? — Он хочет нам землю в собственность всучить, чтоб мы с утра до вечера вкалывали. На черта нам это надо!». Таким было отношение к земле у крестьян, оставшихся в ходе советской негативной селекции в деревне. Настоящих хозяев большевики истребили.
В некоторых колхозах председателей меняли ежегодно. Очередной вступал в должность, заключал выгодные лично ему договоры, продавал кое-что «налево», одним словом быстро обогащался. Но в деревне ничего не скроешь, все видно. Через год его отправляли в отставку, выбирали нового. А он шел по дороге предшественника. И все равно колхозники продолжали держаться за колхоз, не требовали выдела себе земли для ведения фермерского хозяйства, не рисковали пускаться в самостоятельное плавание. Не верили в себя, не думали, что смогут добиться успеха.
Провести коллективизацию просто. Можно отобрать у крестьян землю и объединить участки в общий земельный фонд, загнать людей работать в колхоз силой, упрямых сослать в Сибирь, протестующих — расстрелять. А провести реальную деколлективизацию земли неизмеримо сложнее. Трудно сделать из колхозников фермеров, когда потеряны все навыки самостоятельного хозяйствования. Большинству крестьян это уже и не нужно. Трудиться от зари до зари, переживать за урожай, кормить скот? Проще остаться наемным работником, по сути, батраком в колхозе. «Что-то заплатят, остальное украдем».
Оппозиция в лице коммунистов и аграриев не оставляла попыток выхолостить земельную реформу, сохранить в неизменном виде структуру собственности бывших колхозов и совхозов. Депутаты — аграрии и коммунисты — давили на президента и правительство, требуя узаконить «добровольную» передачу земельных долей в собственность товариществ и акционерных обществ, откуда вернуть свой пай уже было нельзя. Предлагалось также узаконить передачу земельных долей в общую совместную собственность, то есть фактически сформировать общинную собственность на землю, которая существовала до 1917 года. Интерес у аграрной номенклатуры был простой: не мытьем, так катанием перевести землю и активы колхозов в собственность директоров.