Я был зятем Хрущева

Руки Берия обагрены кровью тысяч невинных. В Азербайджане и Грузии он планомерно уничтожал всех, кто так или иначе мог знать о его связях с мусаватистами, подробности его биографии, путь наверх через трупы видных деятелей партии в Закавказье. Перебравшись в Москву, вначале в качестве заместителя Ежова, а затем и полновластного хозяина НКВД, он стал рьяным исполнителем и организатором массовых репрессий 1937–1939 и всех последующих годов. Он знал, что это угодно Сталину.

В конце декабря Специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР, изучив представленные Прокуратурой СССР материалы и заслушав обвиняемых, приговорило Берия Л. П. как врага народа и партии и его главных подручных к высшей мере наказания – расстрелу. 23 декабря 1953 года приговор был приведен в исполнение. Берия успел отправить письмо в ЦК Хрущеву. Он просил о пощаде, просил дать возможность искупить вину в каких угодно каторжных условиях…

Наступит когда-нибудь время, и десятки томов дела Берия будут преданы огласке. Не берусь утверждать, как скоро это произойдет. Уж слишком многое легло в это дело – подноготная массовых репрессий, которые потрясали страну еще с конца 20-х годов.

Когда Берия понял, что дни его сочтены, что суд будет безжалостным, а он, опытный на сей счет человек, понял это довольно скоро, молчать и запираться стало бессмысленным. Логика вела его к единственной цели: связать свои действия со Сталиным и другими. Разделить вину на всех. По-своему он имел на это право: ему нечего было терять и незачем выгораживать других.

Молотов, Маленков, Каганович, Ворошилов, Микоян, Булганин да и Хрущев – разве они не обнимались с ним, не лебезили, не похлопывали дружески по плечу, отводя от себя возможную грозу? Разве не знали, что он обыскивает их кабинеты, что не без его участия их жены, дети, дальние и близкие родственники сидят в тюрьмах, отбывают сроки в ссылках, как заложники?

Хрущев рассказывал, что уже в годы войны Сталина явно раздражало присутствие на даче, в Волынском, «шашлычных полковников», тех, кто поджаривал для него на костре кусочки баранины. Зло поглядывая в их сторону, Сталин каждый раз задавал один и тот же вопрос: «Откуда мясо?» Ему отвечали: с базы. «База, база, – раздражался Сталин. – Где нашли такой город – База, где он расположен?!»

Замолкал, довольный тем, что унизил своих сатрапов.

В самом начале 50-х услужливые полковники внезапно исчезли, а на их месте появились новые, назначенные уже без ведома Берия. Правда, Сталин подозревал и своих собственных выдвиженцев-охранников, тоже считал их доносчиками.

Уже перед самой кончиной Сталин отдал распоряжение: ввести в состав органов госбезопасности группу молодых партийцев.

Двух из них я хорошо знал. Николай Месяцев и Василий Зайчиков получили в органах высокие генеральские звания и должности следователей по особо важным делам. Ни тот ни другой не рассказывали мне, какие особые дела приходилось им вести, но Месяцев как-то поделился такой подробностью. Во время визита к Сталину он докладывал ему нечто секретное. Они шли по парковой дорожке, а впереди двигался охранник. Вдруг Сталин резко дернул Месяцева за рукав. «Придержи шаг, – сказал он, – этот тип нас подслушивает. – Он кивнул в сторону охранника. – Бериевский шпик. Если их боюсь я, как же другие?!»

В то время, когда шел суд над Берия, я рассказал Хрущеву об этом эпизоде. Никита Сергеевич посчитал его важным, и Месяцев выступил на судебном заседании в качестве свидетеля.

Сталин боялся Берия? Невероятно! Думаю, что все-таки это была игра. Как говорится, роковая. Оба зорко наблюдали друг за другом, и каждый ждал своего часа.

Сталинские застолья в Волынском вел обычно Берия. Хозяин стола на грузинский лад назначил его постоянным тамадой, именуя прокурором. Тамада-прокурор выполнял свою роль с явным удовольствием: кого-то заставлял выпить завышенную норму спиртного, кого-то с издевкой поддразнивал… Сталин зорко наблюдал за реакцией и не вмешивался в дела тамады, проверяя покорность гостей.

Светлана Сталина описала эти застолья у отца, уж она-то знала, как они проходят. И Хрущев изредка делился своими воспоминаниями на этот счет, рассказывал, с каким сладострастием унижал Берия в присутствии Сталина многих участников обедов и ужинов.

Случалось, после трапезы начиналось «веселье». Сталин подходил к радиоле, ставил пластинку. Любил русские и грузинские песни. Первым пускался в пляс Микоян и все танцевал на манер лезгинки – и русскую «барыню», и украинский гопак. Притоптывали и другие – Ворошилов, Каганович, Булганин, Маленков.

Сталин тоже передвигал ногами и руками. «А я сидел сиднем, – вспоминал Хрущев. – Не потому, что не хотел, настроение было хорошее, а просто не умел передвигать ногами, а то пошел бы в пляс». Появлялась Светлана, отец и ее заставлял плясать. Если отказывалась, мог грубо потащить в круг: «Танцуй!»