Я – человек. Роман об эмиграции

Вася выступал красноречиво и пылко, цитируя высказывания о Боге выдающихся деятелей партии. Ребята слушали и переживали, получится ли у них так же хорошо и доходчиво. Наступила очередь Оли и Нины. Девочки вышли к доске и Нина, нарушив договоренность о том, что вступительное слово скажет Корешкова, заговорила первая. Только ничего того, о чем девочки решили говорить, Нина не сказала. Она, прямо глядя в глаза Орешко и своих товарищей, промолвила: «Я очень извиняюсь перед вами, Зинаида Петровна и вами, ребята, но я выхожу из кружка! Я не могу убеждать других, чтобы они не верили в Бога, потому что сама – верю. Я верю в Него. Я люблю Его. А теперь делайте со мной, что хотите», ее голос дрожал, и ноги стали ватными. Дети молчали. Первой молчание нарушила Корешкова, принявшая признание Нины как настоящее предательство с ее стороны:

– Ты что, с ума что ли сошла? – закричала она. – Мы же только вчера с тобой занимались и готовились. В Бога она верит… Нет, точно, рехнулась. Тоже мне верующая какая. Ты хоть раз была в церкви?

– Нет. Я еврейка, а евреи в церковь не ходят, – выпрямилась Нина.

– А куда тогда они ходят, чтобы молиться? – решила докопаться до истины Оля.

– В синагогу, – Нина напрягла мозги, чтобы не выдать своей полной неграмотности в иудаизме.

– И ты тоже ходишь в синагогу? – Корешкова прямо-таки рвалась в бой.

– Никуда я не хожу.

– Чего ты тогда болтаешь, что ты – верующая. Где же тогда твой Бог? Где ты его держишь? Где? Покажи?!

Нина развела руками, стараясь охватить всё окружающее пространство, и сказала:

– Он – везде. Всюду. И еще… Вот здесь! – она приложила руки к груди и глубоко вздохнула.

Все молчали, сразу почувствовав, как что-то незримое, теплое и доброе вошло и в их души. Молчание длилось несколько минут, пока Савосин не нарушил его: «Что-то, ребята, мне уже и выступать перед классом не хочется». «И нам тоже», – послышались голоса других ребят. Орешко заметалась на месте: «Ребята, как быть-то? Мне же партия поручила… Что я теперь скажу?» Корешкова, которая уже потихоньку пришла в себя, задумалась, как выйти из создавшегося положения, и радостно воскликнула: «У меня идея! Давайте будем и дальше собираться. Только кружок будет называться не “атеистический”, а “материалистический”. Если по-честному, Зинаида Петровна, то всё, что вы нам рассказывали, меня не убедило в том, что Бог не создавал жизни на Земле. Но зато я просто влюбилась в химию». Ребята зааплодировали. Идея Оли всем пришлась по вкусу. Орешко тоже успокоилась и, как химик, была польщена.

Дети продолжили собираться. Кружок приобрел такую популярность, что вместо семи его стало посещать двадцать человек. Ребята были так увлечены химией, что в результатах химических олимпиад, проходящих в Москве, школа стала занимать только передовые места.

Глава 5 Гамарджоба

Родители уже давно спали: папа похрапывал. А Олег вскрикивал во сне: «Гол, гол!» – после часового просмотра футбольного матча между «Динамо-Москва» и «Спартаком». Нина же стояла раздетая у зеркала и с недовольным видом изучала свои лицо и фигуру. Последнее время она ходила всё время раздраженная и плакала по каждому поводу. «Переходный возраст» – объясняли ее поведение родители. Нина замкнулась в себе, постоянно искала в себе недостатки. Тысячи чисто женских вопросов мучали ее, но она не решалась поговорить о них с матерью.

Еще будучи маленькой, Нина поинтересовалась у Ляли, откуда берутся дети. Ляля смутилась и, не желая и не умея врать, сказала: «Мы поговорим на эту тему, когда тебе будет двенадцать лет». «Почему когда двенадцать?» – не отступала Нина. Ляля, сама не понимая, почему она назвала именно двенадцать, безапелляционно ответила: «Потому что в двенадцать лет дети уже взрослые».

Буквально через неделю Нина от своей подружки, которая была на год младше Нины и еще ходила в детский сад, узнала правду. Эта правда была такой ужасной, такой противной, что Нина долгое время смотрела на своих родителей и задавала себе вопрос: «Неужели они на самом деле занимаются такими гадостями?»

Борис, заметив, что Нина ходит сама не своя, настойчиво потребовал, чтобы дочь рассказала ему о своих тревогах. Нина нехотя поведала ему страшную тайну, которую она узнала от подруги. Отец проявил всё свойственное ему красноречие, чтобы убедить дочь, что секс важен для любящих друг друга людей, и что он необходим для продолжения жизни на Земле. И когда в конце он заключил, что именно так рождается всё живое и никак иначе, Нина успокоилась и перестала думать на эту тему.

Когда Нине исполнилось, наконец, двенадцать лет, она, измученная множеством вопросов, крутившихся в ее голове, подошла к Ляле и заявила: «Мама, мне теперь двенадцать и у меня есть вопросы!» Ляля тоном, нетерпящим возражения, ответила: «Ах, мне совершенно некогда. Да и ты еще маленькая». Так Нина поняла, что оставлена наедине сама с собой. Подойти же с чисто женскими вопросами к отцу она стеснялась.