Я чудовище

Лейтенант из последних сил бился в агонии, стараясь ослабить хватку. На мгновение это удалось, и он даже смог встать на колени, но резкий рывок вновь повалил наземь. Федунин отчаянно хватался руками за траву, скрёб окровавленными ногтями по мокрому асфальту, но всё было тщетно. Невероятно сильные щупальца тянули его к приветливо открывшемуся прицепу. Внутри что-то рычало. Только сейчас стало окончательно понятно, что тот звук вовсе не принадлежал работавшему двигателю. Теперь он походил на урчание голодного живота.

Внутри кузова по обе стороны висели обглоданные тела. Их кровавые ошмётки густой засохшей лужей были разбросаны по полу. Мозг отказывался верить в происходящее. Если бы не жуткая боль, можно было подумать, что всё это просто сон, и он рассеется с первыми лучами солнца. Но отвратительное чавканье никуда не уходило, скорее, усиливаясь по мере приближения. Задержав дыхание и подняв руку, Федунин сделал ещё один выстрел вглубь кузова. Грузовик качнулся.

– Ты меня не получишь, нет. Я не собираюсь подыхать вот так, – с этими словами он приставил револьвер к виску и, зажмурив глаза, нажал на спуск.

Раздался сухой щелчок, сопровождающий пустой барабан. Нажал ещё раз – и ничего. В отчаянии он нажимал и нажимал, вхолостую прокручивая спусковой механизм.

– Нет! – выкрикнул он, почувствовав, как резкий рывок щупальца, с хрустом разорвал вену на шее.

Последнее, что он успел рассмотреть залитыми кровью глазами – была покрытая слизью пасть отвратительного чудовища.

***

Глаза заливали слёзы. Михаил Иванович нёсся по тёмному шоссе, пробиваясь сквозь пелену нескончаемого дождя. Рёв мотора разрезал ночную тишину.

– Поделом тебе. Да, именно ты виноват, – он бубнил под нос. – Ты убил её. Но ничего. Мы справимся. Переживём эту ночь…

– Папа, папочка, – прозвучал приятный детский голосок.

Михаил Иванович похолодел от страха. К его морщинистой руке, которой он удерживал руль, нежно прикоснулись. Приятное тепло окутало кисть и почти проникло под кожу. Медленно он повернул голову. На пассажирском кресле сидела девочка. На вид ей было около одиннадцати. Большие и яркие глаза, улыбаясь и искрясь, смотрели на него.

– Аллочка? – неуверенно спросил Михаил, продолжая вглядываться в такое знакомое и одновременно чужое лицо.

– Ты меня не узнал, папочка? – с ноткой обиды произнесла девочка и ещё крепче прижалась к нему, отчего жар проник под одежду, разливаясь по замёрзшему телу.

– Конечно, я тебя узнал, милая, – соврал Михаил, изо всех сил пытаясь совладать с усилившимся жаром, от которого на лбу проступила испарина. – Но ты же умерла…

– Нет, папочка. Зачем ты мне говоришь такие вещи? – обиженно спросила девочка, и только теперь Михаил Иванович стал узнавать черты лица своей любимой дочери.

Те же большие голубые глаза и аккуратный точёный носик. Вьющиеся белые волосы, перехваченные забавной заколкой в виде собачки. Сейчас она выглядела точно также, как в тот день, когда произошла авария. Всё то же ситцевое белое платье. И забавные босоножки, купленные в подарок на одиннадцатый день рождения. Как сейчас он помнил, сколько же пришлось тогда работать, чтобы сделать этот подарок. Тяжёлое финансовое положение заставили уйти в дальнобойщики. Недельные разлуки с семьёй стали понемногу компенсироваться хоть какими-то выплатами.

– Я, я… – запнулся Михаил. – Прости меня…

– Не извиняйся, папочка, это всё они, – в бесконечной синеве её глаз промелькнули красные огоньки. – Ты ни в чём не виноват, ты всё сделал правильно…

– Да, милая, но почему ты до сих пор здесь? А как же рай? Ты должна попасть в него. Разве нет?

– Я не могу уйти. Я очень хочу кушать, папочка…

– Но ты умерла, – повторил Михаил – я похоронил тебя, так же, как и твою мать.

– Нет! – рявкнула девочка и тонкой нежной ручкой резко провела по его лицу.

На огрубевшей коже проступили алые полоски. Из оставленных когтями ран просочилась кровь. Грузовик вильнул на пустынной трассе, но удержался, едва не снеся знак ограничения скорости.

– Ещё немного папочка и я тебя отпущу, – так же нежно и ласково промурлыкала девочка и поцеловала Михаила в окровавленную щёку. Отчего на её губах остались кровавые подтёки, которые она слизнула длинным тонким язычком.

Впереди замаячили отблески очередного мрачного и дождливого рассвета.

***

Глухой стук в дверь разнёсся по пустому коридору гостиницы. Уже пятнадцать минут Анна настойчиво пыталась разбудить своего начальника. Наконец, за дверью что-то закопошилось, громко бухнуло и разбилось.

– А, чёрт, – послышался недовольный голос, – какого хрена?

– Алексей Олегович, это я!

– Головка от часов «Заря», – пробубнил её начальник по ту сторону двери. – Что тебе надо?

– Алексей Олегович, звонили из райотдела, Федунин пропал, – взволнованно доложила Анна.

Дверь тут же резко распахнулась. В нос ударил едкий запах алкоголя смешанного с ядовитым перегаром и приправленным табачным дымом. На пороге, держась за дверную ручку, в одних трусах стоял её руководитель.

– Как пропал? Куда пропал? Вообще сколько сейчас времени?

– Половина седьмого, – быстро взглянув на часы, ответила Анна.