Громадной оказалась жадность старого Авданца и его сыновей на любые земли и грады. Мало было им Геча, Лонда и земель вплоть до реки Обры, потому, пользуясь замешательством, вызванным расправой с родом Лебедей, обвинили они в способствовании Калисии некоего Честрама из града Честрам, напали на него, самого убили, а град признали собственным. Видя, что Авданцы великую силу накапливают, и уже вышли к реке Барычи, поскольку Честрам лежал между Оброй и Барычью, выступили Херим со Спицимиром перед Пестователем, что фальшивым было обвинение того Честрама в измене. Разгневался Даго Пестователь на Авданцев, отобрал у них Честрам и отдал град некоему Чеславу, обычному лестку, который плечом к плечу с Даго храбро сражался в ходе захвата Калисии. Умоляли его Авданцы, чтобы Даго, все же, отдал им град в Честраме, так как над Барычью находятся дымарки, необходимые для производства железа, а они, будучи кузнецами, железо любят. Еще говорили они, что крепость в Честраме и земли между Оброй и Барычью станут отделять их от стоймира в Миличе, а ведь сыновья кузнеца Авданца считают его тестем. Только Пестователь оставался непреклонным и подтвердил свою дачу Чеславу, обязав того, чтобы купцов, направляющихся из Вроцлавии, окружал опекой и заботой после пересечения речи Барычи, пока не доберутся они до Обры и земель Авданцев. Ибо опасался Пестователь растущего могущества Авданцев, и не хотелось ему, чтобы владели они столь же громадными землями, которыми владел и он сам. И хотя в сердцах Авданцев осталось сожаление в отношении Честрама, Пестователь не стал обращать на это внимания, ибо наука правления учила его, что кто-либо обязан получить, скорее, меньше, чем больше.
Слишком близко к сердцу принял Херим отравление Лебедей. Опустился он перед Пестователем на колени и спросил:
- Почему именно меня, господин, заставил ты глядеть, как блюют вином, едой, желчью и ядом?
Усмехнулся Даго, поднял Херима на ноги.
- Приказал я именно тебе, а не кому-либо иному, это сделать, потому что люблю тебя. Ты рассказывал мне когда-то, что жил среди разбойников и брал на себя их вины поскольку "один обязан нести бремя другого". Это я приказал отравить Лебедей, а ты – попросту – несешь бремя моего приказа.
- Я живу не среди разбойников, но при дворе Пестователя, - заметил Херим.
- А какая разница, - рассмеялся Даго. – Разве не разграбили мы Калисию, словно бандиты. И разве не разбойники взяли от моих врагов триста нумизматов, чтобы убить меня?
- Но разве нет разницы между тобой и разбойником, между мной и бандитом?
- Какая же это разница?
- Не из желания выгоды нападал ты на Калисию, но ради добра своей державы. Ты - Пестователь, а я твой канцлер.
- Ты прав, Херим. Тайна власти кроется в назывании деяний, чувств, вещей и поступков. Разве должна была остаться безнаказанной измена моих первых людей? По собственной воле Лебеди положили головы под мой плащ. Или ты считаешь, будто бы мой плащ – это обычная тряпка? Скажи правду, что ты чувствовал, видя, как Лебеди извиваются у твоих ног?
- Я испытывал отвращение, господин мой.
- А вот я скажу, что ты чувствовал себя, что ты чувствовал себя десницей справедливости
После того Даго вывел Херима из своего шатра, позвал лестков и в их присутствии дал Хериму титул – Десница Справедливости. Делая это, подумал он, что у повелителя не одна, но две руки. И Шуйцей Справедливости, про себя, назвал он Спицимира.
После того направился Даго со своими лестками до самой реки Барычи, и вонзил в ее течение три копья со знаками орла, тем самым показывая, что здесь начинается держава полян. Одновременно принял он в собственное владение тамошние дымарки, производящие железо, и заключил вечный мир с миличанами. Богатые дары отослал Даго двум дочерям Стоймира, связанным супружеством с двумя Авданцами, благодаря чему держава его обрела безопасную границу от шлензян. Затем, согласно своему обещанию, отдал он Авданцу Геч, приказал укорениться в Лонде, а на месте сожженной Калисии отдал приказ поставить деревянный городок.
И так, как было нарисовано это на бересте, подарил Пестователь Палуке град Жнин и окрестные грады, приказал еще сильнее укрепить Жнин и превратить его в твердыню, а еще поставить град в Накле, на правом берегу реки Нотечь, на землях, которые принадлежали уже поморцам. Как и всякий повелитель, желал он проверить, что сделают теперь поморцы, а это означало – получить ответ, как далеко сможет он расширить свои границы к северу. Сделав так много для многих, спокойно отправился он в Гнездо. Там, одним прекрасным вечером, в собственные покои, застеленные гуннскими коврами и шкурами диких зверей, вызвал он рыцаря Ящолта, которого весьма полюбил. Ибо прекрасно справился Ящолт с заданием, приведя в свое время Дунинов и Лебедей, дабы те оказали честь завоевателю Гнезда.
Когда же опустился перед ним Ящолт на одно колено, Даго показал ему свои пустые руки.
- Ничего нет у меня для тебя, Ящолт. Все, что добыл я, раздал.
- Жаль мне слышать это, господин, - откровенно ответил на это Ящолт. – Полюбил ты лестков, я же никогда лестком не был.