- Потому что опасной была она для нашей державы. Теперь же купцы станут продавать свои товары не в Калисии, а у тебя, Дунин, или же в Гнезде. От своего отца получил я зачарованный меч и болезнь, называемую Жажда Деяний. Устами ворожеев сказали боги, что должен я пробудить спящие народы, дабы не сдались они Истории. Не желаю я ничего для себя. Вот скажи, присвоил ли я себе чужое имущество или чужую женщину? Разве нет рядом со мной Ольта Повалы, чтобы, когда подрастет он и обучится искусству воевать, не взял он в свое владение Крушвиц? Не желаю ли я отдать Голубу его Гнездо, если только он жив и объявится ко мне? Разве не отдал он мне добровольно Священную Андалу, дабы взял я все эти земли в свое пестование, будто отец и будто мать? Погляди на мой белый плащ, он весь потерт. Позолоченный панцирь я получил от цезаря ромеев; выбросил я павлиньи перья из своего шлема и насадил на него обычный конский хвост. Не желаю я ни княжеской короны, ни титула комеса или даже короля. Я желаю вас лишь защищать и пестовать, дабы росла ваша сила, дабы унизили вы врагов ваших.
- Ты часто повторяешь слово "История". Скажи: что это такое?
- Это знания и наука, которую познал я при дворе цезаря ромеев. Правление и самих правителей оценивает она лишь по тому, каких целей они достигли. Она делит их на слабых и неспособных, хотя, возможно, были они полны доброты и добродетелей. Выделяет же она могучих и сильных, называемых великими, хотя, быть может, величия своего достигли они путем измены, вероломства, бесчисленных преступлений и войн. Для Истории важна лишь великая цель. Сквозь пальцы глядит она на средства, благодаря которым эта цель достигнута. Она же возвышает победителей и презирает побежденных. Так что учи Историю, Дунин.
- Хорошо, господин. Только знай, что нет в моем сердце измены, - заявил Дунин, кладя ладонь на сердце.
Глянул в его глаза Даго и не обнаружил в них измены. Только искусство управления людьми научило его, что измена зреет постепенно, а потом неожиданно извергается, словно огонь, охвативший сухой хворост. И не было важным, что скрывает сердце Дунин, раз измена заполняла мысли и душу Даго. Имелось в нем осознание того, что столь большой – как Познания – твердыни не может он оставить в руках гордых комесов. Хорошими и верными были законы ромеев, плохими были права франков. Почему это повелитель должен быть зависимым от тех, которых он взял в свое пестование? Как смел Зигфрид Нибелунг не прибыть по призыву своего владыки? И не сделает ли того же самого завтра комес Дунин?
Подъехали воины Даго и Дунинов. Увидели они Даго и Толстого Дунина, дружелюбно стоязих возле туши громадного кабана. Издали они из грудей окрик радости и триумфа. Увидели они, как Даго ставит обутую в красную кожу ногу на косматой туше окровавленного зверя, давая им знак, что это он убил. Откуда было им знать, что в этот миг думал он, как бы поставить ногу на окровавленных телах Дунинов.
На следующий дент Толстый Дунин устроил большой пир в честь пестователя. Вино пили из позолоченных кубков, наливали его из посеребренных кувшинов, еду подавали на посеребрянных мисках. Богатство Дунинов буквально лезло в глаза, и было ясно, что в состоянии они перекупить повелителей соседствующих держав, чтобы выступили те против Пестователя.
- О, Господин мой и Пестователь! – воскликнул во время пира Толстый Дунин. – Каждый золотой кубок, из которого сегодня выпьешь ты мед или вино, станет твоим. Так что пей как можно больше!
Даго опорожнил золотой кубок, затем смял его в пальцах и бросил в угол.
- Не нужно мне твое имущество, комес Дунин, ни твои женщины, ни земли твои, ни титул.
С того вечера что-то странное случилось с Пестователем. Очень редко приходил он на пиры, зато, время от времени, приказывал он будить свою челядь, седлать лошадей и во главе лестков выезжал он в леса и поля, рассыпая искры десятков факелов. Не зная отдыха мчал он через громадные сугробы, иногда даже целых три дня не было его. Рассказывали в Познании, что охотится он за мучающими кметей разбойниками и развешивает их по деревьям, а еще раздает серебряные динары нищим обитателям окрестных вёсок. Когда же пробовали у того или иного лестка выпытать, что делает Даго во время таких вылазок, говорил он, словно бы его тому научили: "Наш Пестователь за своим счастьем гоняется". А поскольку все таинственное пробуждает воображение, стали в Познании складывать о Пестователе песни, в которых будто дух появлялся он по ночам в вёсках, дабы нести справедливость, карать бандитов и делать бедных богатыми. Возвращаясь же из этих походов – как правило, днем, в полдень – ехал он через посад по главной улице, чтобы могла его видеть толпа. И тогда казался он людям каким-то богом, возвращающимся с поля битвы, с развевающимися белыми волосами, с золотым камнем на лбу, поблескивающим, будто кусочек самого солнца.