Так что земля эта – что было видно с первого же взгляда – была полем боя великанов. Их окаменевшие скелеты заполняли давние долины и образовали холмы. Давние ручьи с тех пор терялись в ямах под телами великанов, чтобы через несколько стай неожиданно выплеснуться из-под скал через многочисленные дыры. Оторванные от туловищ и разбитые головы гигантов образовывали маготы – белые меловые конусообразные холмы, изредка поросшие карликовой сосной. То тут, то там можно было видеть скалы, похожие на сломанные дубины, туловища без рук и ног, с выпуклостями ребер, обозначенных морщинами и рытвинами. Повсюду валялись кальцинированные кости великанов, их оружие – сломанные рукояти мечей, брошенные каменные щиты, громадные валуны, которыми они забрасывали друг друга в бою. А между скелетами убитых гигантов можно было встретить крутые овраги, провалы, промоины, канавы и пещеры, где проживали тысячи кровожадных нетопырей, спящих днем, но вот ночью ищущих людской или животной крови. Днем же над каменными распадками парили громадные орлы, способные похитить ягненка или даже малыша. Потому по ночам воины палили огромные костры, пугаясь прилетающих из темноты нетопырей и затаившихся на скалах орлов.
Дорога к Ченстоху была крутой, каменистой, так что продвигаться по ней можно было только медленно. Даго, которому не терпелось идти дальше, постоянно отправлялся самостоятельно то в одну, то в другую сторону, карабкался по скальным россыпям, заглядывал в черные пещеры глазниц великанских черепов, думая не без гордости, что носит в себе их кровь по отцу. Его же воины, а еще невольники, шли молча, как будто опасаясь, что эти вот побитые великаны вдруг пробудятся и растопчут их словно червяков. Одна только Эпония все время таинственно и странно усмехалась и, казалось, радовалась, видя этот страшный край, ибо именно здесь начиналась территория ее чар.
Закутавшись в зеленый бархатный плащ, ехала она не в люльке – как раньше у Крылатых – но по-мужски, на коне, открывая свои округлые бедра и колени. Ее полное, красивое лицо ветер сделал загорелым, а вот русые волосы немного выбелил, из-за чего жрица казалась даже еще более красивой. Бывали моменты – особенно по ночам – когда Даго испытывал желание к ее обильной, белой плоти, покрытой свободной туникой и бархатным плащом. Случилось даже такое, что кА-то ночью, лежа рядом с ней у громадного костра, схватил Даго одну из ее великанских грудей, но Эпония отбросила его руку с тихим смехом.
- Ты поимеешь меня, господин мой, - сказала она Пестователю. – Один раз. Как и многие другие. А потом сделаешься долговечным.
Даго желал жить долго, бесконечно долго, чтобы на этой земле возвести на горах неприступные замки, которые касались бы самого неба. Потому и не мог он стерпеть медленности пути и часто спрашивал у жрицы:
- А ты не обманываешь меня, Эпония? Как далеко еще до той пещеры, прозванной Грейнне или Змеиной?
- Далеко, господин, - неизменно отвечала та. – Собирай в себе отвагу, чтобы не закричать от ужаса, когда войдешь ты среди тысяч змей, а огромные нетопыри начнут летать рядом с твоими белыми волосами.
Пестователь пожимал плечами и и показывал женщине скелеты великанов, лежащие среди зеленых долин.
- Это мое отцовское наследие, Эпония. Разве не слышала ты, что меня зачал великан Боза, и сам я из народа спалов? Это из-за них страдаю я болезнью называемой Жажда Деяний, которая заставила меня сделаться повелителем и покорить все окрестные народы. Позволь наполнить тебя своим семенем, и, возможно, тогда ты родишь великана, еще более сильного, чем я.
Женщина отрицательно покачала головой, ибо оплодотворить жрицу было чем-то невозможным. Эпония не скрывала от Даго, да и от самой себя, что хотя она его и ненавидит за то, что уничтожил он край Крылатых Людей, но это именно она его желает, поскольку он такой красивый и сильный. Еще Эпония желала предостеречь Даго, что вскоре он погибнет, хотя и будет долговечным. Наверняка она этого не знала, так как ее пророческий сон был неясным. И, не находя слов, подходящих для того, чтобы выразить пророчество – она молчала. Ведь долговечность вовсе не означала бессмертия; много Крылатых, которым она подарила долговечность, погибло. Иногда жрица мечтала о том, что делается женой Пестователя и наивысшей жрицей в его окружении, а он, как истинный великан, отбрасывает на другие края тень своего могущества. Но тут же Эпония отбрасывала эти мечтания, ибо пророчество говорило о крахе Даго. Она тихонько смеялась, когда ночами, только ей одной показывал он свое искусство чар и сейдр, поскольку ей это казалось неуклюжими фокусами. Но ведь и он обладал какой-то странной силой. Как-то раз он дал ей выпить сладко-горьковатый напиток, и Эпония испытала к нему любовь. Той ночью, лежа рядом с ним, обнажилась она до пояса, взяла его ладонь и положила на своем лоне. Шепнула:
- Возьми меня, господин мой, ибо страдаю я от желания.
Но тут Даго проявил свою силу. Он встал и сказал:
- Я возьму тебя так, как требует твое искусств чар, когда стану долговечным.