Даго не спал, он только лежал, прикрыв веки. Непонятно почему, но он вспоминал отца Жагоберта и уроки, которые ромеи давали ему о Боге, в Троице Едином. Ему казалось, что лишь сейчас начинает он понимать что-то из этих уроков, и что они становятся ему более близкими. Бог, который хотел владеть миром и построить Царство Божие на земле, ради этой цели позволил убить собственного сына, Христа. Сын-Бог познал все унижения, которые дано познать человеку, а еще и сверхчеловеческие муки на кресте. Так что велика цена за владение царством, поэтому он, Даго, тоже обязан пройти через все унижения и ужасные муки, прежде чем создаст свою державу. А потом он усядется на троне и будет судить живых и мертвых, отделять добро от зла. Христиане все время говорили про Страшный Суд. Ну да, должен быть такой суд, осыпание милостями хороших и верных, а злых – свержение в Навь. Так что все на свете имело свой смысл, даже измена Зифики и смерть Виндоса. "Вот пришло время ветру, что отделяет зерно от плевел", - подумал он.
Сыновья Клодавы возвратились домой после нескольких дней бесплодных поисков белого коня. В округе такого не нашлось. Даго уже не проявил ни гнева, ни печали, как будто бы все дело просто перестало его интересовать. В момент страшной печали и гнева после сообщения об убийстве Виндоса он вновь возжелал иметь белого коня, но теперь он понимал, что сейчас-то он уже не был таким Пестователем, как раньше. Белый конь мог его выдать, а он ничего не опасался сейчас, как измены и предательства. Тем более, что самое время было, чтобы начать действовать для того, чтобы забрать себе утраченную власть, делать первый, а затем и второй шаг. Искусство правления людьми учило, что жизнь всяческих невероятных сообщений бывала длинной или короткой в зависимости от того, подпитывали ли их – словно костер дровами. Как долго скрывающиеся по лесам лестки будут верить в бессмертие Пестователя и его возвращение, если сам он не даст им какого-нибудь знака своего существования?
- Готовится война с Караком, - сказал он как-то Клодаве. – Теперь в Крушвице можно получить самую выгодную плату за лошадей. Пора выезжать туда.
- После войны, когда падет много лошадей, они станут еще дороже, - ответила ему та.
По-женски она чувствовала, что норманн, которого полюбила, желает от нее вырваться и по каким-то лишь себе известным и тайным целям собирается очутиться в Крушвице. Клодава подумала, что начинает терять этого мужчину, быть может, последнего, что был в ее жизни.
- В Крушвице знают о твоих лошадях, - возразил Даго. – За ними приедут сюда и попросту отберут. Советую взять лишь несколько, голов восемь или десять. Нужно доказать королеве Зифике, что ты хорошо относишься к ней.
Клодава пожала плечами.
- Ни к кому я не отношусь хорошо, только лишь к тебе и своим сыновьям, - заметила она.
И тогда Даго решил бежать сам. Клодава догадалась об этом, когда из двора пропало седло, которое он спрятал в снегу возле конюшни.
- Хорошо, я согласно, - приняла она решение. – Поедем в Крушвиц. Возьму двоих сыновей, трех конюхов и шесть коней на продажу.
Под конец месяца лютого, ночью перед выездом Даго проявил к ней большую, чем до того страсть, но потом, когда свет луны, попадающий сквозь затянутое пузырем окно, прояснил мрак комнаты, она знала, что ее мужчина не заснул. Он лежал с открытыми глазами, всматриваясь в черные потолочные балки. Может, он тосковал по какой-то женщине? Чего она сама могла ожидать после этой поездки в град? Почему столь сильно желал он попасть туда, где по причине незнания языка склавинов ему грозила смерть или неволя? И снова Клодава задала себе вопрос, на который не было ответа: кто же таков этот мужчина, который лежит рядом с ней, а мгновение назад был в ней и наполнил ее наслаждением? Зная, что тот не спит, Клодава сказала ему о своем беспокойстве.
- Ты норманн. Если в Крушвице тебя распознают – погибнешь.
- Об этом я знаю. Но ты меня не предашь.
- Никогда. Клянусь.
Свое обнаженное тело она крепко прижала к его обнаженному телу, как будто чувствовала, что делает это в последний раз.
- А я тебе клянусь, - ответил он шепотом, - что на твоих плечах будет белый плащ, на груди же твоей будет висеть золотая диадема королевы Зифики.
- Так ты не едешь, чтобы служить ей? – удивилась Клодава.
Даго хотелось ответить: "Мы едем, чтобы ее убить", но он ничего не сказал, только закрыл глаза и притворился, будто засыпает.