Я, Данила

Я рассчитывал, что слух дойдет, до кого надо. Но как быть дальше — я еще не знал. Загнать каштаны — не проблема. А вот совесть свою в карман не спрячешь. И вразвес она не продается. Хотя, наверное, немало найдется таких, кто с легкостью отделался бы от нее таким образом, если б при этом только шкура не пострадала.

Вразвалочку дошел я до харчевни, всласть назевался и насмотрелся в окно, наширкал носом и накурился, а уж потом заказал похлебку. Выхлебал прокисший брандахлыст, какой едят бережливые путники, выпивохи, холостяки с мизерным жалованьем, студенты, живущие на стипендию, и весь тот люд, который концы с концами не сводит и у которого ни кола ни двора своего нет. Похлебка была дешевой и лишний раз подтверждала ту непреложную истину, что дешевые вещи обходятся дороже дорогих. И все здесь было так сиро и убого, что я невольно предался горестным раздумьям о своих бедах и невзгодах, о глупости, сыгравшей со мной злую шутку. Теперь вот выкручивайся как знаешь. Положеньице не из завидных. Пить я не зарекался. Просто я твердо решил выбросить на улицу всякого, кто осмелится зудить мне здесь об экономических, торговых или коммерческих проблемах. Лучше уж попасть в вытрезвитель, чем подписать контракт с каким-нибудь торговцем.

Не помню, сколько времени я провел в умствованиях на тему — торговля и осторожность, когда в дверь харчевни заглянул человек в кожанке и с кожаной шапкой на затылке. Обежав взглядом все столы, он решительно пошел ко мне.

— Помоги бог! — сказал он и сел.

— Бог в помощь… — ответил я.

— Как живешь, хозяин?

— Так, помаленьку.

— Погода хорошая?

— Слава богу, не жалуемся.

— А как у вас с урожаем?

— Да как сказать, и так, и сяк. Божьей милостью, бывает и лучше.

— Божьей милостью.

— Да.

— Точно.

Разговор этот, на первый взгляд пустой и никчемный, был общепринятым вступлением к серьезным торгам такого рода, во время которого мы, как две дворняги, принюхивались, присматривались друг к другу, выясняли происхождение, нрав друг друга, собирали необходимые сведения о противнике, составляли стратегический план деловой схватки. Я внимательно наблюдал за ним, хотя всем своим видом являл собой этакого простофилю крестьянина, который чуть ли не засыпает за столом — так ему все безразлично. Это старый трюк крестьян, на который не раз попадались матерые торгаши. В том, что этот человек ворочает большими деньгами, я был уверен не меньше, чем в отсталости нашего сельского хозяйства. Грязный, как канава под бойней, и отчаянно свирепый, когда задеты его кровные интересы. Сильный, но умом и проницательностью не блещет, осторожничает скорее из страха. Изучив его, я почувствовал прилив вдохновения, достойного такого противника. Есть! Идея. Да еще какая идея! Только бы клюнул. Только бы купил.

Руки я спрятал под стол, чтоб противник не заметил дрожь нетерпения. Добью его по-крестьянски просто. Обдеру, как липку, оставив его физически здоровым и способным вкалывать на самом что ни на есть отдаленном руднике.

Когда он поймет, что остался в дураках, для мести будет поздно. В поножовщине я ловчее. Он и мигнуть не успеет, как я выпущу ему кишки. Или проломлю череп.

Я крепко держал себя в узде, предоставив ему составить обо мне такое мнение: наивный крестьянин, тайком привезший товар и не чающий его сбыть. В ценах не разбирается. Тупой и глуповатый. Неподвижный, как стельная корова. Обработать нетрудно, понадобится только немного терпения.

Два золотых зуба из-за похотливых губ сверкнули блеском перелитых дукатов.

— Значит, товар у тебя, хозяин?

— Так, пустяки…

— А где грузовики стибрил?

— Попутные.

— Вот что! Каштаны?

— Да вроде бы.

— Почем?

— У тебя таких денег нет! — говорю я и оборачиваюсь к окну. — Государственному сектору только под силу.

— Почем? — рассердился он.

— Предлагают сто пятнадцать за кило, да я не отдаю.

— Сто восемнадцать?

— Нет уж.

— Сто восемнадцать заглазно. Только взвесим.

— Чего там заглазно. Смотри сколько влезет. Каштаны — как на подбор! — Похоже, я и поседел оттого, что слишком часто играл с огнем. Вот и сейчас, нет чтоб благоразумно и степенно согласиться на эту баснословную цену, я нахально пру дальше. Не иначе кто-то из моих предков спустил в очко по меньшей мере гектаров двадцать земли.

Противник сделал маленькую паузу — в полном соответствии с ритуалом торга. Мы обменялись еще кое-какими мыслями о дороговизне и хорошей погоде, и как раз в ту минуту, когда он хотел предпринять новую атаку, в дверях харчевни показался элегантный аферист с руками, по доброму воровскому обычаю, в карманах. Он поздоровался с моим противником, учтиво поклонился мне, представился и, не спросив разрешения, сел за наш столик. Приход второго был явно не по вкусу первому. Хотя они были на «ты» и шутили, как закадычные друзья, но я тут же учуял, что они горло перегрызут друг другу из-за моих каштанов, ровно гиены из-за падали. И учтивость их, и дружелюбие были шиты белыми нитками. Оконца ясного улыбчивого неба обложили потаенные громы и молнии волчьей ненависти конкурентов.

— На чем остановились? — спросил господин аферист.