Я, депутат... Всенародный избранник

Все это Эльвира рассказала, как на исповеди, честно, без лукавства. Марк Семенович внимательно слушал, ни разу не перебив ее. Они оба замолчали. Первая начала Эльвира:

– А вы знаете, после последних побед Алексея Ивановича на животноводческом поприще я даже как-то зауважала его, как бы к нему прониклась. Все-таки деловой он мужик, труженик, с крестьянской сметкой, не то что все остальные…

– А я? – поинтересовался Марк Семенович.

– Да и вы тоже, просто никто из вас не занимается своим делом. Все мы вечно куда-нибудь лезем, – подытожила она, – может быть, от того, что всем уже надоели эти современные дураки, которые нами помыкают, да и… – Она неожиданно остановилась: – Все, уже рассвет; всем спать, завтра нас ожидают еще большие дела, не надо расслабляться. – Затем последовала пауза, после чего Эльвира неожиданно сказала: – А вы очень симпатичный и очень искренний человек, спасибо вам за все.

Последнюю фразу она сказана, уже еле шевеля губами, мягко входя в царство Морфея.

Утром, часов в двенадцать, когда все еще спали, раздался звонок мобильника Марка Семеновича. Дабы не разбудить остальных, он вышел в коридор, плотно закрыв за собою дверь. Еще не отойдя от сна, он чуть заспанным голосом просипел в трубку:

– Доброе утро. Это я, Марк Семенович, здравствуйте, Виктор Андреевич.

Бабарыкин жизнерадостным голосом:

– Ну, вы молодцы, ребята, хорошо поработали. Здесь, в Думе, все только о вас говорят, здорово вы их там разложили, особенно этого – худосочного.

Он заливисто засмеялся.

– Ну, молодцы, ничего не скажешь…

– Позвать Алексея Ивановича? – приостановил его Марк Семенович.

– Нет-нет, пусть отдыхает, утомился, наверное, вчера. Да, ты это ему скажи, председатель звонил, возможно, захочет сегодня увидеться с ним, очень тепло об Алеше говорил. Передай ему привет и скажи: я рад за него и дружбе с ним, передай обязательно, не забудь. До свидания.

– До свидания.

Марк Семенович выключил телефон и тихо вошел в комнату, мягко ступая возле спящей Эльвиры. Остановился, поправил сползшее одеяло, думая про себя:

«Это же надо, и года не прошло, как стал опять лучшим другом. И как это у них так все просто получается, без всяких церемоний. Только еще вчера по стене размазывал, а сегодня – лучший друг. Да-а-а».

Он опять улегся на диване, пытаясь все-таки решить вопрос: уйти ему с этой работы или… Его размышления были прерваны всегдашним громовым:

– Марк Семенович! Где ты? Куда запропастился?

– Да здесь я, куда мне деваться, в самом деле, – проворчал он, стараясь говорить как можно тише.

Однако проснулась и Эльвира.

– Доброе утро, Марк Семенович.

Это она сказала тоже очень тихо.

– Ну, что, начался день, и опять все по-новому?

– Да и я вот тоже об этом, – продолжал он обдумывать свой уход с работы. – Наверное, подам сегодня заявление об уходе, надоело все до чертиков, – с грустью в голосе проговорил он.

– Ну вот, вы опять за старое, – вздохнула Эльвира, – не говорите ерунды, и даже не думайте об этом. Нам с вами отступать некуда, за нами Россия, будем добиваться своего.

Она сладко потянулась.

– Вы со своей интеллигентностью и знанием языков, а я – со всем остальным, чем меня Господь не обошел. А вместе у нас получится сильнейший тандем, локомотив, можно сказать. Все пробьем, любые преграды сметем. Так что не смейте даже думать об этом.

Из спальни послышалось недовольное ворчание шефа:

– Копается, понимаешь, как барышня на выданье.

Марк Семенович пытался еще что-то сказать, но Эльвира замахала рукой:

– Все, все, идите, а то он опять начнет ко мне приставать.

Марк Семенович вздохнул, нехотя направился к двери, вошел в спальню:

– Доброе утро, Алексей Иванович.

– Доброе, – ответил тот, – ну, что там на белом свете деется? Рассказывай, друг ситный, наверное, уже звонил Бабарыкин? Ну, что, утерся? – спросил он жизнерадостным голосом.

– Похоже, что утерся, – довольным голосом сообщил Марк Семенович, – просил передать, что он гордится дружбой с вами, а если быть точным, то он сказал, с Алешей, то есть опять-таки с вами, получается.

– Ты смотри-ка, вот прохиндей, и здесь увернулся. Значит, и до них уже дошло.

– Дошло. Разговоры в Думе только об этом. Председатель уже звонил ему сегодня, хорошо о вас говорил. Бабарыкин сказал, что, может, сегодня он захочет с вами поговорить.

– Вот как? Ну, завертелась, закружилась карусель. Теперь держись, толстозадый Бабарыкин, я тебе еще припомню. Будешь ты у меня по регионам скакать, как козел по огороду, тогда поймешь, почем фунт лиха, понимаете, а то…

Марк Семенович, помня доброе к нему отношение Бабарыкина, попытался было урезонить его:

– Да вы не серчайте на него, Алексей Иванович. Работа у него такая, должен прижимать подчиненных.

Но это, наоборот, как за живое задело Алексея Ивановича. Его прямо понесло, как в мутном потоке:

– Что? Должен? Дорогой мой, он всегда должен помнить основной закон нашего государства – сегодня ты пахан, а завтра, возможно, и шестерить придется, так что, пожалуйста, не защищай его, все равно урою я этого Бабарыкина.

Марк Семенович тяжело вздохнул: