Я должна кое-что тебе сказать

Еще одна статья гласила: «Сильви Ревириего: рассказ о том, как она убила и расчленила лучшую подругу». Один абзац был подчеркнут карандашом: «Сильви сначала разрезала голову Франсуазы на куски и спрятала в ведре, она пояснила, что не хотела больше видеть ее рожу. Надев свой медицинский халат, она продолжила расчленение на балконе…» Внизу хлопнула дверь. Эльза поспешно закрыла папку и сбежала вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Паола принесла белье или зашла что-то проверить? Эльза прислушалась. В квартире – ни звука, только шум с улицы. Должно быть, это просто сквозняк, где-то забыли закрыть окно. Эльза снова, с колотящимся сердцем, поднялась по узкой лестнице. Беатрис собиралась написать новый роман о женщине-убийце? Эльза вспомнила о безделушках в форме револьверов. Конечно, это всего лишь игрушки, но кого Беатрис так хотела убить? Почему ее так сильно влекла эта тема?

Эльза приоткрыла ящик, в котором обнаружила коробочки с просроченными витаминами. В шкатулке из экзотического дерева, с почти стершейся росписью, лежали дисконтные карты разных магазинов: Galeries Lafayette, Fnac, Nocibé, Air France, BHV… карточки со скидками для Беатрис, которая больше никогда не отправится в путешествие, не пойдет в ресторан и не купит одежду, даже со скидкой. Эльза аккуратно сложила карты обратно в шкатулку.

На письменном столе оранжевый пластмассовый стакан был набит ручками всех мастей. Эльза взяла одну и вдохнула запах ластика. Нежно провела им по губам. Подумать только, Беатрис, возможно, держала эту ручку собственными руками, может быть, даже написала ею черновик романа. Эльза схватила шариковую ручку, решив опробовать ее на стопке стикеров для заметок. Шарик царапнул бумагу, но чернильного следа не оставил. Эльза надавила, чтобы чернила вышли, – по-прежнему ничего. Высохла, что ли? Может ли быть, что ручки тоже умирают, если долго никому не служат? Эльза попробовала еще одну ручку, затем еще и еще – ни одна не писала. Ручки Беатрис, ручки, которыми писались ее книги, изменившие жизни стольких читателей, эти ручки испустили дух, как и та, кто ими владела. У Эльзы сжалось сердце. Никогда больше Беатрис не взбежит по этим ступеням к себе в кабинет, не сядет за рабочий стол, не напишет ни строчки. Эльза же все еще жива. Ей повезло, да, она жива и может хоть сейчас развернуться и выйти из этой квартиры навсегда, если вздумается. Она свободна, жива и свободна. Она может начать там, где Беатрис вынуждена была прерваться, да, теперь она понимает это, каждый день может стать днем победы, каждый день и есть победа, стареть – это не поражение, а напротив, победа! Как она поступит с этой свободой? Сможет ли она однажды писать книги так же хорошо, как Беатрис?

7

Однажды, когда Эльза была у Тома, он сообщил ей, что ждет в гости Флоранс Гарнье, издательницу Беатрис. С ней придет Эва Мейер, знаменитая журналистка, как раз из тех, кто всегда превозносил книги Беатрис, но, скорее всего, не открывал те, что присылало скромное издательство Эльзы. Обе они хотели что-то выяснить у Тома. Он примерно представляет, о чем пойдет разговор, и предпочитает принять их в одиночестве. Сказал, что это ненадолго. Эльза работала в этот момент в гостевой спальне и услышала, как он поприветствовал их и проводил в гостиную. До нее доносились обрывки беседы:

– Беатрис заканчивала какую-то рукопись, она говорила о ней много месяцев…

Другой женский голос, возможно, журналистки Эвы Мейер, соглашался – да, она много раз виделась с Беатрис и тоже слышала о том, что та работает над новым романом.

– Она была в таком восторге от своих литературных планов, говорила, что обнаружила что-то новое, что этот текст сильно отличается от предыдущих…

– Что это будет лучший ее текст! – добавляла первая.

Настала тишина, обе гостьи, казалось, ждут ответа Тома, но он молчал. Эльза слышала, как звенят в чашках ложки.

– Мы вам отправили много писем, Тома, но ответа так и не получили… Хотелось дать вам время, скажем так, на траур… Но прошло уже почти два года, удалось ли вам узнать что-нибудь об этой рукописи? Вы ее не находили? Она наверняка в ее кабинете! Она всегда писала в тех маленьких блокнотах, которые покупала в Японии…

– Или, может быть, в папке у нее на компьютере? – настаивала обладательница второго голоса.

Тома сказал, что нет, в кабинет Беатрис он не заходит. И что его супруга, наверное, опередила события, когда говорила о своих литературных планах, ни о какой рукописи он не слышал.

– Не может быть, – повторяла издательница, – не может быть, Беатрис была суеверной, она никогда не стала бы рассказывать о тексте, если не была уверена в том, что что-то получится…

Тома был непреклонен. Он жил с Беатрис, если бы она работала над книгой, он узнал бы первым.

Эльза подошла к двери и слушала.

– Тома, если вы не хотите заходить в ее кабинет, позвольте мне, я все-таки ее издательница!

– Это невозможно, – сказал Тома.

– А вы подумали о читателях? Они ждут этот текст! Они вправе его прочесть!