Я — «Дракон». Атакую!..

— Как же вы представляете себе такой пилотаж? — поинтересовался Вершинин.

Я принялся подробно объяснять то, что мы уже обсудили пятеркой, в состав которой, кроме меня, вошли подполковники Н. Храмов, В Ефремов, П. Середа и майор П. Соловьев. А замысел был таков плотным строем в виде «клина» пять машин должны выполнять весь пилотаж, словно это был бы один самолет, и перевороты, и мертвые петли, и горки, и бочки…

— А что думают по этому поводу аэродинамики? — после некоторой паузы снова спросил Вершинин.

Что думали аэродинамики? Не поддержали они нашу идею, вот что. Высказывалась мысль, будто не поддается теоретическому обоснованию такой пилотаж, не случайно, мол, до сих пор никто даже на поршневых-то самолетах не выполнял подобное. Об этом я откровенно, конечно, сказал главкому, и на том мы разошлись. Ни к какому решению тогда так и не пришли.

И все же верилось мне: возможен групповой пилотаж! Выполним! Ведь мы с Хромовым в паре почти уже все фигуры на Як-15 открутили. А если парой получилось — почему бы тройкой не выполнить? Труднее, конечно. Но можно Ну, а где тройка — там и пятерка что левому, что правому крылу «клина» — все одно ведь выписывать…

Так я рассуждал про себя, ожидая решения главкома. На третий день нам сообщили: в верхах согласовано — готовиться. В зависимости же от результатов решат окончательно — быть или не быть…

И началась работа.

Нам отвели полевой аэродром с несколько необычным названием — Медвежьи озера (сейчас этого аэродрома нет).

— Медведи, на полеты! — поднимал я теперь каждое утро своих ведомых на тренировку, и с шести часов до двенадцати пять боевых реактивных истребителей и небо над «озерами» было в нашем распоряжении.

За смену мы успевали сделать по три-четыре вылета. Сначала парой, потом тройкой, затем четверкой — методом проб и ошибок — этой древней системой «наугад» — мы подбирали оптимальный вариант выполнения каждой пилотажной фигуры, и наши ошибки порой были более поучительны, чем удачи.

Наконец решаем работать пятеркой — всей группой. Запомнился мне тот день — 20 июня. До парада оставалось уже меньше двух месяцев…

Удивительное посещает состояние — перед открытием нового. Где-то читал, что великие болгарские просветители монахи Кирилл и Мефодий перед тем, как создать славянскую письменность — кириллицу — ходили в Рим. Ходили туда молиться, просить богородицу, чтобы дала им сил, не оставила беспомощными. В самом деле, надо же было когда-то с чего-то начинать. Но с чего?.. Это сейчас нам понятно: аз, буки, веди… Братья совершили духовный подвиг! И как, должно быть, внутренне или, как мы теперь говорим, морально, психологически были эти люди настроены и подготовлены, чтобы так вот однажды сесть, вывести гусиным пером первую букву славянского алфавита и сказать: «Аз».

Не ходили мы в Рим молиться перед первой нашей пробой отпилотировать всей пятеркой, но, скажу, подъем испытывали чрезвычайный. Когда пришли в зону, выстроились «клином», оглянулся я влево — стоят уступом две машины, словно привязанные. Оглянулся вправо — тоже на месте. Журавлиный клин, и только. Замерли все. Ждут моей команды. Прошел я еще немного по прямой и заметил вдруг, что ручку управления сдавил так, будто сок из нее выжимать собрался. Волнуюсь, значит. Подумал: «Ну с чего бы?..» Расслабил пальцы, на душе стало легко-легко, и тогда я понял — пора! Нажал кнопку радиопередатчика, бросил в эфир: «Медведи! Ну пошли! Дел-лай раз!..» — и плавно, но без колебаний и остановок, твердо и координированно начал вводить истребитель в переворот…

В тот же день я доложил главкому Вершинину, что он может посмотреть на нашу работу. Константин Андреевич обещал приехать, но ждали мы его напрасно главком так и не появился на Медвежьих озерах. Это меня несколько насторожило. «Может, все-таки не решается включить в программу воздушного парада? Боится неудачи?..» Но чтобы не расслабляться, сомненья свои вслух я не высказывал и по утрам по-прежнему будил пилотажников:

— Медведи, подъем! На работу…

Однажды, приземлившись, на самолетной стоянке я заметил группу людей. Догадался, что главком. Он приехал на аэродром, когда мы уже пилотировали, и просмотрел, к сожалению, не то, что у нас лучше получалось.

— Разрешите еще полет? — предложил я Вершинину. Он промолчал, на вопрос не ответил, а только спросил:

— Но какой у вас распорядок дня и распорядок недели?

После моего доклада Константин Андреевич задумался, потом очень убедительно заключил:

— Так работать нельзя! Вы загоните себя. Лошадей и тех загоняют. Пилотаж смотреть больше нечего — считайте, что в программу парада он включен. А завтра получите распорядок дня — и прошу его строго соблюдать. Имейте в виду, что на праздник приглашены военные атташе многих стран…

Режим нашего дня действительно изменился. Полеты проводили только до обеда, потом — отдых. А вечером снова полеты. Усилился и контроль врачей.

За десять дней до памятного группового пилотажа мне позвонили прямо на аэродром:

— Дочка! Поздравляем, родилась дочка!.. — сообщили радостную весть.