Я - «Дракон». Атакую!..

В самом деле, босяк Женька Савицкий, выучившийся за кусок хлеба драться на ринге с чужеземными матросами-неграми — чтобы как-то выжить, выстоять на этом свете, рванувший потом из пролетарских рядов на своем истребителе чуть ли не до седьмого неба — дослужился до генерала! — и вдруг закатывает сольный концерт на органе, да кому бы подумать? — эсэсовцам из дивизии «Мертвая голова»! Хорошенькое дело… Однако расскажу, как это все произошло. Значит, наступали мы с боевыми порядками танковой дивизии настолько стремительно, что пилоты мои месторасположение командного пункта корпуса не успевали порой не только привязывать к какому-то населенному пункту, но и на картах-то полетных обозначать. И вот как-то остановились мы у небольшого польского местечка. Комдив-танкист, совсем еще молодой, бравый полковник, обращается ко мне:

— Товарищ генерал, вы со своими людьми располагайтесь на ночлег вон у того костела, видите? Рядом там какие-то еще строения стоят. А мы в этом местечке определимся.

Я согласился и попросил у полковника-танкиста для охраны штаба корпуса танковый взвод.

— Хорошо, — ответил комдив, распорядился, и вскоре мы вместе с танками подкатили прямо к костелу.

Вечерело. Крепчал морозец. За день-деньской, следуя за танкистами, мы изрядно порастряслись на разбитых дорогах, я уже настроился на крепкий сон — лишь бы приткнуться где-то, но дверь костела оказалась закрытой.

— Стучи! — приказал я командиру роты охраны. — Вызывай, кто там есть!

Тяжелые удары сапог ротного, кажется, подняли бы и мертвое царство, и вскоре пред наши очи предстал сам ксендз. Минуту-другую мы выясняли, на каком языке будем разговаривать — польский не подходил нам, русский — ксендзу, так что переговоры наши начались на немецком. Договорились, к удовлетворению обеих сторон, что займем коттеджи, часть пристроек к костелу, а затем хозяин хоть и сдержанно, но отозвался на нашу просьбу осмотреть костел и великодушно разрешил мне войти туда первым.

Вошли. Ну, костел как костел: пан Езус, матка Бозка — это мы сразу поняли. Гляжу, внутри помещения стоит огромный орган.

— Ваше преосвященство, — на всякий случай повысил я в должности сельского ксендза, — а нельзя ли на нем поиграть? — И показываю на инструмент.

Без особого восторга польский поп все-таки согласился, — а что тут сделаешь? — но, заметил я, лицо его вытянулось и выражало явное неудовольствие. Однако меня уже несло, уже не остановить!.. Устроившись поудобней, я нажимаю всей пятерней сразу несколько клавиш, и… тишина. Орган молчит. Ксендз снисходительно улыбается и объясняет то по-польски, то по-немецки — мол, для работы музыкального инструмента необходимо качать воздух мехами.

— Понятно, — быстро усваиваю я и кричу одному из своих пилотов. — Вася, дай газу — машина не тянет!

Органист, признаться, я был неважный, хотя музыку люблю, да и на пианино худо-бедно, а играл. Но вот когда взял первый аккорд, и он так возвышенно, так торжественно зазвучал и полетел куда-то, похоже, сквозь стены храма — дух у меня захватило!.. Впечатление было такое, будто заиграл целый оркестр. Очень мне это, помню, понравилось.

Потом мы сели ужинать. Пригласили ксендза. Он пришел, выпил полстакана спирту (хоть и поп!), повеселел, гляжу, и предлагает:

— Сейчас я вам сыграю на органе.

— А нельзя ли что-нибудь веселое? — прошу я. И как пошел, как пошел ксендз работать на том органе — хоть польку-бабочку пляши! В общем, получили мы немалое удовольствие и отправились спать.

Ночь прошла спокойно. Наутро собираемся уезжать, а ксендз подходит ко мне и говорит:

— Пан Савицкий, а далеко ли польские войска? Проникся служивый уважением ко мне — я заметил — от одной только фамилии: в Польше-то Савицких, как у нас Сидоровых!

— Идут, — объясняю, — с нами наступает целая армада — Армия Людова!

Тогда ксендз перешел на шепот, и тут у меня брови на лоб поползли: оказалось, что под нами, в подвале, сидит человек двести вооруженных до зубов немецких солдат.

— Я не знаю, как мне быть, — продолжает ксендз и показывает на кованую железную дверь с громадным засовом. — Третий день их не кормлю, а они молчат.

— Но как ты загнал туда столько фашистов? — удивился я.

— Это просто было, — улыбается ксендз. — Стояла у нас здесь немецкая часть. Узнали немцы о моих запасах в подвале костела и устроили там обед. Вошли с оружием, зажгли свечи и принялись за копченые колбасы, окорока да виноградное вино! Пока пили, я их и запер. Наверху был один только солдат — дежурил на телефоне. Его мы оглушили…

Ксендз начинал нравиться мне.

— Но как же: святой отец — и оглушил? — решил все-таки выяснить я всю историю до конца.

— Это, пан Савицкий, совсем просто было, — отвечает ксендз. — Моя Ядвига подошла к нему, принялась кокетничать, а я в это время куском трубы от водопровода и стукнул его по голове. Он до сих пор там лежит, правда, живой. Мы с Ядвигой связали его…