Я дрался на «Аэрокобре»

И сразу же выяснилось, что парадный строй хорош только для прохождения над Тушино или над Красной площадью, когда большие группы в парадном строю если и делают развороты (довороты), то только на 2—3 градуса, при этом строй не нарушается. Сейчас же клину из трех десятков истребителей предстояло развернуться влево, более чем на 90 градусов. У правых ведомых сразу же не стало хватать мощности моторов, чтобы сохранять свое место в строю, поэтому правый фланг строя стал оттягиваться назад. Оторвались и несколько одиночных самолетов – это те, у которых моторы оказались послабее. Для их охраны пришлось выделить три пары летчиков, имеющих боевой опыт.

Ведь рядом – за Днепром – находились наши плацдармы. У Мишуриного Рога и знаменитой Переволочной, где когда-то переправлялись остатки разбитой войсками Петра I шведской армии Карла XII, по данным штаба полка, над плацдармами постоянно висели большие группы фашистских бомбардировщиков и истребителей. Однако на этот раз, к счастью, небо и над Днепром, и за ним было чистым. Полет по прямой снова прошел спокойно. Все 30 истребителей постепенно заняли свои места в плотном парадном строю. После нового разворота все повторилось. И к аэродрому Карловка полк подошел не в парадном строю, а бесформенной кучей. Впрочем, роспуск на посадку и сама посадка прошли благополучно. Но после посадки выяснилось, что двух самолетов не хватает. Поздно вечером в полку узнали, что они оторвались от группы и, не зная точного курса на свой аэродром, заблудились и сели на аэродромах соседнего 3-го Украинского фронта, откуда прилетели только на следующий день.

Утром нам объявили о перелете на аэродром Козельщина, осмотренный нами накануне с воздуха. Передислокация диктовалась тем, что истребители должны базироваться поближе к плацдармам. Линия фронта тянулась вдоль Днепра и только юго-восточнее Кременчуга у села Мишурин Рог и у Переволочной переходила за Днепр. Здесь советские войска захватили узкие полоски низменного берега на правобережье. Основной задачей в то время было прикрыть от налетов гитлеровской авиации эти плацдармы и переправы через Днепр.

Перед перелетом нанесли линию фронта, или ЛВС (линию боевого соприкосновения, как официально говорили в штабе полка). На этот раз перелет совершали поэскадрильно, и он прошел благополучно, без всяких препятствий. Остаток дня летному и техническому составу предоставили на обустройство на новом месте.

На аэродроме рыли землянку для командного пункта полка, оборудовали стоянки самолетов.

Следует отметить, что командир полка Бобров, принявший полк перед летними боями, немало сделал для подготовки полка к боям на Курской дуге. Хотя опыт боев в Испании, в которых он участвовал и за которые был награжден орденом Ленина, мало годился для опыта войны. Все же он разработал и научил летчиков приему – «разворот все вдруг» на 180 градусов, когда на развороте летчик не тянется за ведущим в плотном строю, а выполняет разворот так, словно он вообще один в воздухе. Для этого маневра, естественно, пришлось отказаться от парадного строя. Истребители теперь летали с интервалом 100—150 метров и на дистанции 25—50 метров. В результате группа с любым количеством самолетов выполняла разворот за такое же время, как и одиночный самолет. При этом никто не зависал без скорости, не было и отставших. Так же «все вдруг» выполнялся и разворот на 90 градусов, и на любой другой угол. После таких разворотов группа снова сразу оказывалась в прежнем строю «фронт», на прежних интервалах и дистанциях. Это было большое достижение в тактике истребителей. И здорово помогало летчикам в ведении воздушного боя, особенно в начальной его фазе.

Он же учил в бою подходить к вражескому самолету на предельно малую дистанцию, вплотную, и стрелять с самых коротких дистанций, когда возможность промаха исключалась.

На этот раз обстановка не дала возможности готовить к боям новый состав полка. И молодые летчики перенимали опыт от старших, уже побывавших в боях летчиков.

На следующее утро после перелета нас подняли необычно рано. Еще ни один луч света не пробивался сквозь забитые досками и кусками фанеры окна.

– Подъем! – раздался громкий голос дневального за дверью.

Летчики проснулись, но подниматься не торопились. Но вот дверь приоткрылась, в щели показался огонек красноватого пламени, дрожавшего на отмощенной верхней части гильзы 37-миллиметрового снаряда. Эту «катюшу» (так фронтовики прозвали самодельные коптилки из гильз снарядов) вносил в комнату дневальный. Красноватое пламя причудливо освещало его руки, шинель внакидку, подбородок и кончик носа солдата, несшего огонек. Все остальные детали одежды и фигура солдата тонули в темноте. Слабенький огонь не мог, конечно, разогнать мрак в комнате, но все же создавал какое-то светлое пятно.

– Подъем! – повторил дневальный потише. – Автобус уже ждет! Побыстрее, давайте собирайтесь.