Я дрался на «Аэрокобре»

Несколько дней подряд стояла нелетная погода. Низкие облака цеплялись за верхушки деревьев. Серое небо вверху, моросящий дождь в воздухе, непролазная грязь внизу… Боевых вылетов нет, фронт уходит все дальше и дальше на запад, а здесь только дежурство, вялые разговоры в холодных будочках с громадными щелями, сквозь которые свободно врывается мокрый мартовский ветер, беззлобное подтрунивание над инженером полка по вооружению Кацевалом. Сенсацией бывали газеты и какая-нибудь затрепанная книга.

Разговоры большей частью велись о городке, куда забросила фронтовая судьба.

– Летом тут, наверное, хорошо! – начал Карлов (первая и вторая эскадрильи располагались в одной будочке. Землянок не рыли: все равно скоро дальше лететь). – Парк тут дай боже!

– Видели… Парк здоровый. В столовую ходим, на посадку над ним заходим… – вяло перебил его Виктор. И добавил, лукаво улыбнувшись: – И слышали кое-что!

– Да, уж слышали, здеся! – засмеялся Архипенко. – Вы б поделились опытом, что ли! А то встретишься с монашкой и не знаешь, о чем говорить!..

– Пришли, понимаешь, сыты, пьяны, нос в табаке и своему командиру ничего не говорят, как и что! Так и не познакомили со своими красавицами! – улыбнулся и Гулаев.

– Красавицы! Ха-ха-ха! Это ж грации настоящие!

Карлов, Никифоров и Задирака сначала смутились, но потом засмеялись вместе со всеми. Собственно, об этом приключении летчики узнали на второй же день, но от нечего делать решили снова послушать рассказ товарищей.

Летчики располагались в поселке возле аэродрома по три-четыре человека в каждой хате. Ходить в столовую на ужин приходилось через парк. В первый же вечер после перелета, еще засветло, вторая эскадрилья отправилась на ужин. Никифоров, Карлов и Задирака поотстали от остальных. На полпути через парк возле какого-то домика их остановили три старушки-монашки лет по семьдесят, как они потом говорили (может, это им показалось? В молодости все, кто старше тебя на пять-десять лет, кажутся глубокими стариками) и пригласили зайти отведать чего бог послал. «Вы же наши освободители! – говорили монашки. – Грех отказываться». Отказаться им действительно показалось неудобным. Да и любопытство взяло свое – интересно ведь посмотреть, как живут монашки, об этом только в книгах приходилось читать. Пошли…

Бог послал неплохой ужин. Очевидно, он был завзятый гурман. Во всяком случае, стол ломился от всевозможных кушаний и закусок, расставленных среди целой батареи бутылок. Ребята переглянулись и молча двинулись к столу – в летной столовой такого не увидишь!

Разговор за столом шел отнюдь не на библейские темы и даже не о дальнейшей судьбе святой православной церкви и женских монастырей. Летчики вели обычный в своей среде застольный разговор («Я ему как врежу!..», «Смотрю – заходит!..», «Развернулся – и в лобовую!..», «А он, сволочь, в облака…» Впрочем, выражения были значительно энергичнее), монашки восторженно слушали и умильно поглядывали на них замаслившимися от первого стакана самогона глазами. Они всячески ухаживали за летчиками («Кушайте, кушайте!», «Откушайте вот этого…», «Не брезгайте нашим угощением…»), не оставляли их стаканы пустыми, не забывая, однако, и себя («Крепенькие старушки!» – говорил потом Петр Никифоров), просили не стесняться в выражениях, рассказывать еще, с ужасом всплескивали руками, крестились и как бы нечаянно прижимались от страха к рассказчикам!

– Так вот чего тебя, Валь, парк-то интересует! Опять к монашкам потянуло? А я-то думал, с чего это ты вдруг в садовники записался? – притворно удивился Виктор.

– И вы так ни разу больше не зашли к ним? – просил Миша Лусто.

– Ну, Пупок про пончики услышал! – засмеялся Гулаев. – Вон аж глаза разгорелись!

Что и говорить, водился такой грешок за Мишей, любил он плотно покушать, особенно мучное…

– Пойдешь туда, как же!.. Съели тогда все у них и спасибо не сказали… – со вздохом ответил Никифоров.

– А ты не бойся! Им, здеся, бог быстренько еще чего-нибудь послал!

– Они боятся, что их там благословлять будут. Крестами, какие побольше и потяжелее, требниками… Чем там еще? Паникадилом… – Бургонов думал, что кадило и паникадило одно и то же.

– Да нет… – постарался вернуться к началу разговора Карлов. – Парк знаменитый! Софиевкой зовется. Хозяйка рассказывала, что его когда-то граф Потоцкий в честь своей жены насадил…

– Это тебе хозяйка или монашка рассказывала? Ты припомни. А то после таких волнений и забыть-то недолго… Это почище всяких «шмитов» и «Фоккеров», – «участливо» спросил Королев.

– Да ну тебя!.. Дело говорю, а они… Интересно же посмотреть!

– Какого черта там смотреть?! Голые деревья, грязь…

Они все-таки побродили по парку, свернули с привычной тропинки к столовой. Конечно, парк не произвел впечатления на летчиков. Голые деревья, грязь, снег в кустах и по сторонам аллей, запустение. Три года войны, оккупация здорово отразились на этом памятнике садово-парковой архитектуры восемнадцатого века. Все это время никто не ухаживал за аллеями, кустарником, не подчищал и не подстригал деревьев. Уцелевшие скульптуры и фонтаны имели жалкий вид…