Я дрался на «Аэрокобре»

Королев выключил мотор, расстегнул лямки парашюта, открыл дверцу и нехотя вылез на крыло. В его глазах все еще стояла картина взрыва на том месте, где его ведомый врезался в землю. Парашютистов в воздухе не было. Ни наших, ни немцев. Значит, все…

Все прилетевшие самолеты моментально окружили механики, мотористы, оружейники. И у «ястребка» Королева собрался весь экипаж.

А рядом пустая стоянка. И никогда больше там не будет стоять его «ястребок». И он сам не будет идти после вылета сюда с радостным или хмурым — в зависимости от результатов проведенного вылета — лицом. Вместо него оттуда идет Волков. Что ему сказать?.. Виктор печально опустил голову.

— Товарищ лейтенант, а где мой?

— Там… — Королев махнул рукой в сторону линии фронта, тяжело вздохнул и добавил: — Врезался в землю…

Самолет сильно «висел» на ручке: все время стремился опустить нос и перейти в пикирование, хотя триммер был выбран полностью. «Ничего, еще немножко, сяду…» Но со старта одна за другой взвились несколько красных ракет — запрещение посадки. «В чем дело?! Расчет правильный». — Я решил не обращать внимания на ракеты и садиться. Больше бороться со своим отяжелевшим «ястребком» я не мог.

Приближается земля, выравнивание… Через несколько секунд колеса коснутся заснеженной поверхности летного поля, и самолет покатится по аэродрому. Я взглянул на посадочное «Т» — нужно уточнить расчет. Возле черных полотнищ на снегу лежал человек. Он зачем-то задрал ноги вверх, хлопал по ним руками, потом вскочил и выстрелил из ракетницы почти прямо в самолет.

«Шасси!..» — догадался я, и рука сама в тот же миг двинула сектор газа вперед. Мотор взревел, и «ястребок» пошел на второй круг. Тут только я посмотрел на лампочки сигнализации шасси.

Горели красные огоньки. «Шасси не вышло… Нужно выпускать вручную…»

Два круга пришлось сделать над аэродромом. Пот заливал глаза, лицо, струйками пробегал по спине и груди. По мере выхода шасси «ястребок» все больше «висел» на ручке. Руки от напряжения противно дрожали. Но наконец загорелись зеленые огоньки — шасси выпущено!

Еще в начале пробега самолет сильно повело влево. Даже правый тормоз не помогал. О рулежке не могло быть и речи. Скатившись с посадочной полосы, обозначенной редкими вешками, влево, я выключил мотор. Открыл дверцу, приподнялся, но тут же снова сел. Все тело болело, стало каким-то непослушным… Наконец кое-как сумел выбраться из кабины и почти упал на землю. Оперся о крыло, стоял, отдыхая и наслаждаясь холодным ветерком, приятно овевающим разгоряченное лицо, мокрую от пота гимнастерку.

Минут через пять подбежали Волков, Ананьев, Карпушкин. Некоторое время я молча смотрел на улыбающееся лицо Николая с искрящимися радостью светло-голубыми глазами.

До меня не сразу дошел смысл того, что говорил Николай.

«Врезался в землю… Взорвался… Кто врезался?»

— Товарищ командир, так что же случилось?

— Что?

— Мне сказали, что вы врезались в землю, самолет взорвался… Ой, что это я?! Вы ж замерзнете! — Волков, обрадованный возвращением командира, только сейчас заметил, что тот, мокрый от пота, все еще стоит раздетый на морозе и его гимнастерка уже покрылась инеем. — Возьмите мою куртку! — Он стал снимать свою недавно полученную новенькую и поэтому еще чистую техническую куртку.

Я не обратил внимания на предложение одеться.

— Ни черта я не врезался. Видишь, прилетел… — Я посмотрел на хвост самолета. Там не было половины руля высоты, а левая сторона стабилизатора как-то уродливо выгнулась. — Прилетел… А где остальные?

Николай понял, что командир спрашивает о летчиках.

— На КП все, обедать пошли.

— Ну и я пойду на КП. Куртку туда пришли. — Я пошел через посадочную полосу.

— Товарищ командир, возьмите пока мою куртку!

— Тут недалеко, так дойду…

— Женька?! Ты откуда взялся?! — встретил меня у входа в КП заместитель начальника штаба полка Земляченко. — А я только что в дивизию передал, что ты сбил одного и сам врезался в землю.

— Ну и как, похож я на покойника?

— Почему же тогда Бобров говорил?

— Я и сам думал, что врежусь. Давай звони в дивизию, пускай воскрешают обратно.

— Придется… Да ты иди обедай, замерз. Почему без куртки?

— На стоянке еще не был. Самолет вон где пришлось бросить, — я указал на «ястребок», одиноко стоящий на летном поле, и начал спускаться в землянку КП.

При моем появлении в помещении, где обедали летчики, на минуту воцарилось молчание. Потом все вскочили и бросились к дверям.

— Женька?!

— Пришел?!

— Когда успел?! — О возвращениях летчиков, считавшихся погибшими, все прекрасно знали. Это бы никого не удивило. Многие «погибшие» возвращались в полк. Но еще не было случая, чтобы летчик возвращался так быстро. Ведь только-только успели передать сообщение о его гибели!

— Ладно вам, вон Цыгана два раза хоронили, а ему хоть бы что! Смотрите лучше за своим компотом! — пришлось остановить ребят.

У стола, оставленного летчиками, орудовал под шумок известный любитель компота адъютант второй эскадрильи Воравко. Он допивал четвертый стакан и тянулся за пятым.