Я дрался на «Аэрокобре»

Вся «Аэрокобра» выглядела как после длительной голодовки. Повсюду выступали ребра. Обшивка крыльев и фюзеляжа от взрывной волны провалилась, обозначив выступающие стрингера фюзеляжа, нервюры и лонжероны крыльев. Ни о каком ремонте не могло быть и речи. Целым остался только воздушный винт и мотор, да еще стойки шасси. Как ни странно, пневматики колес тоже не пострадали. В общем, для технического состава появился некоторый резерв запасных частей.

Летчики обошли все стоянки. От бомбежки сгорел один транспортный самолет «Ли-2» — «Дуглас», как его чаще называли. Еще одна тысячекилограммовая бомба прямым попаданием вдребезги разнесла «раму», которую я заметил еще при первой посадке на этот аэродром, но так и не удосужился сходить посмотреть ее поближе. Теперь-то уже смотреть было нечего. Этот день, пока не было вылетов, посвятили дальнейшему знакомству с аэродромом, посмотрели несколько «Ме-109» и «ФВ-190», изрядно побитых в воздушных боях и явно не прилетевших сюда, а привезенных с мест падения. Заглянули и в одиноко стоявший ангар. Там обнаружили новенький наш штурмовик «Ил-2». Он, очевидно, сел на вынужденную на вражеской территории, немцы привезли его сюда, подлатали, заново окрасили, намалевав при этом вместо-красных звезд свои черные кресты, окаймленные белыми полосами, а на киле — свастику. Однако полетать на нем гитлеровцы, по-видимому, не успели. Тем временем работники БАО обходя бетонированную взлетно-посадочную полосу, обнаружили почти точно в средней ее части третью тысячекилограммовую бомбу. Но она по счастливой случайности не взорвалась, а то бы ее взрыв надолго вывел из строя этот единственный действующий аэродром 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта. Говорили, что была еще бетонированная полоса в Миргороде, но так ли это, точно никто не знал. Во всяком случае, основная работа авиации фронта велась с Кировоградского аэродрома. Он располагался значительно ближе к действующим наземным войскам. Вот и последние дни летчики сто двадцать девятого гвардейского выполняли особое задание — прикрывали введенные в прорыв кавалерийские части — казаков. При этом требовалась особая точность и надежность прикрытия. Если танки горели, выходили из строя только при прямом попадании бомб или снарядов штурмовиков, то лошади гибли и от взрывной волны при достаточно близком разрыве бомбы. Прикрывать кавалеристов — это была адова работа для летчиков-истребителей. Они отвечали за каждого погибшего коня… Сразу поступали возмущенные отзывы кавалерийских командиров, телефонные звонки с укоризнами, телеграммы… а тут была реальная угроза прекращения всякого прикрытия и кавалеристов, и узкой перемычки Корсунь-Шевченковского котла у Звенигородки. Взрыв бомбы посреди полосы оставил бы фронт без аэродрома…

Сразу же послали запрос в штаб фронта с просьбой прислать саперов.

Саперы прибыли утром следующего, дня и сразу приступили к работе. Взрывать бомбу на месте нельзя. Это значило бы самим произвести разрушения, на которые и рассчитывал противник.

Стали бомбу откапывать. Оказалось, взрыватель сработал, а бомба все же не взорвалась! Саперы вывинтили взрыватель, из отверстия посыпался песок…

Тогда они вытащили бомбу из земли — поняли, что взрыва опасаться нечего, разрядили ее и там, в песке, обнаружили маленькую фанерную бирку, на которой коряво, путая русский и латинский алфавит, кто-то написал:

Nemezkie Komunisti делают все, что mogut….

Вот так впервые за войну я столкнулся с помощью немецких рабочих. В данном случае их помощь оказалась как нельзя более кстати…

Островок в парке старинном

Самолет неожиданно вырвался из сплошного месива влажного воздуха, мокрого разлапистого снега и тумана, выровнялся, пронесся немного над землей и приземлился возле командного пункта — в самом начале бетонки. Через некоторое время так же неожиданно появился и сел второй, третий, четвертый.

А ведь только несколько минут назад сам генерал Утин — командир корпуса — посоветовал им по радио: «Если не сможете зайти на бетонку, садитесь на фюзеляж». И попросил: «По возможности садитесь на летное поле». Он и не думал требовать нормальной посадки на бетонку. Ведь ни одному летчику корпуса до сих пор не приходилось садиться в таких условиях. Поэтому генерал считал, что лучше пожертвовать боевыми самолетами, которые можно будет, кстати, восстановить, чем летчиками…