Я дрался на «Аэрокобре»

Отвесно спикировав с пяти тысяч, мы на полутора тысячах метров гонимся за «лаптежниками». Архипенко и Бургонов вырвались метров на триста вперед. В этот промежуток сверху сваливается пара «Фоккеров» и пристраивается в хвост «ястребкам».

— Архипенко, Цыган, «Фоккеры» в хвосте! — кричу я, но они меня не слышат. «Фоккер» у меня в прицеле, но там же и самолет Бургонова, стрелять нельзя… В бессильной злобе я сжимаю ручку, ищу возможности открыть огонь. Тщетно…

«Ястребок» Бургонова загорелся, сорвался в штопор, над ним раскрылся купол парашюта. И тут же я открыл огонь и не прекращал его, пока «Фоккер» не вспыхнул, клюнул носом да так и врезался в землю на северной окраине Ясс. Парашютиста не было. Архипенко наконец увидел преследование, ушел из-под удара второго «фоккера». Но Бургонов опустился прямо в расположение немецкой зенитной батареи… Пройдя плен, он будет освобожден нашими войсками в 1945 году, но в авиацию вернуться ему не дадут, и долго еще на нем будет висеть, мешая жить, клеймо: «был в плену»…

…Я иду ведомым у Архипенко: Ипполитов остался на аэродроме. Из-за тяжелой грозовой тучи выплывают «лаптежники». Вокруг них вьются «Мессеры» и «Фоккеры». «Лаптежники» переходят в пикирование. Вот один из них в прицеле. Но сбоку рвутся снаряды, выпущенные «Мессером». «Издали, видно, стреляет, сволочь. Ничего, там прикрытие есть, отгонят… Главное — бомбить не дать».

— Пупок, бей «худых»! — кричит Архипенко.

Очередь… На фоне темного облака ясно виден полет снарядов. Они достигают ложащегося на крыло «Юнкерса», рвутся в моторе, в плоскостях, в фюзеляже, между торчащими ногами шасси, «лаптежник» разваливается на части, и на землю падают только мелкие осколки его. Видно, взорвалась бомба…

Еще вылет.

— Снижайтесь! — командует генерал Утин с земли. — Здесь «Хейншели» штурмуют!

Четверка Архипенко пикирует вниз. Я рядом с Федором, как и положено ведомому. Врываемся в сплошной дым, пыль, поднятую на высоту взрывами бомб и снарядов. Ничего не видно. Впереди в дыму проступают контуры какого-то кургана или холма, а возле него ворочаются туши двухмоторных штурмовиков «ХШ-129». Архипенко стреляет. Загоревшись, «Хейншель» потерял устойчивость и тут же столкнулся с землей. Второй такой же самолет оказался у него справа, я открыл огонь, но промазал, а тот быстро ускользнул за дымы в лощину.

— Истребители вверху! — передает Утин. Я вслед за Архипенко, правым боевым разворотом пошел вверх. «Мессер» в хвосте у Архипенко. Но он в прицеле у меня. Дистанция метров пятьдесят. Короткая пушечная очередь, и «худой» отвесным пикированием врезается в землю…

…Горегляд ведет «этажерку» из двадцати четырех самолетов — группы по четыре-шесть истребителей ходят на разных высотах, готовые в любой момент помочь друг другу. В первые же минуты «худые» попали в эту сеть. Уходя пикированием от верхней группы, они угодили под огонь одной из нижних. И сразу три «шмита» дымными факелами спикировали в землю. А высоко-высоко, тысячах на семи с половиной-восьми, проходит группа «Хе-111». Оттуда и бросают бомбы. Куда они попали? Что фашисты увидели с такой высоты, когда мы и с двух тысяч ничего не видим в сплошной пелене дыма и пыли, закрывающей землю?..

…Архипенко врезается в самую середину большой группы «Ю-87». Стреляет. «Лаптежники» врассыпную. Но в одном строю с ними идут и «Фоккеры». На них, наверное, летчики с бомбардировщиков. Потом Архипенко говорит: .

— Смотрю, здеся, «Фоккеры» вместе с «лаптежниками» идут, морды это подворачивают. Ну, я, здеся, дал очередь и быстренько сматываться в сторонку…

Это на земле…

Я выскакиваю из кабины.

— Волков! Отвертку давай! Где радист? Николай побледнел, протягивает отвертку.

— Что такое, товарищ командир?

— Не слышит никто меня по радио! Цыгана из-за этого сбили!..

Открыл лючок, где установлена радиоаппаратура.

— Ну, вот видишь! На целых два мегагерца больше на передатчике стоит! Не перестроил после вчерашнего! — Быстро настроил передатчик на заданную волну…

Борис Голованов, когда прибыл в полк, несколько ночей подряд не мог уснуть.

— Как вы тут спите?!

— А что такое?

— Блохи!

Действительно, в бедняцкой румынской хате с земляным полом водились мириады маленьких скакунов.

— Блохи?.. Ну и что же?

— Кусают…

— Ну?! Разве? Ничего, полетаешь — спать будешь, не будут кусать…

Первые дни Архипенко не берет Бориса на задания. Куда же молодого, неопытного летчика в такую мясорубку?

— Федор Федорович, возьмите меня! Все летают, я что, только пятую норму жрать на фронт прилетел?

Все летают… Громов и Евсюков, прибывшие на фронт вместе с Борисом, уже погибли…

— Ладно-ладно… Садись, здеся, дежурить.

Как ракета будет, так вылетишь. А я пока отдохну… — Архипенко укладывается под крылом на свой испытанный реглан, а Голованов выруливает вместе со всей эскадрильей дежурить.

Ракета. Все запускают моторы. Сейчас взлет. Я вижу, как в соседнем самолете улыбается Борис. Сейчас полечу, мол!

— Голованов! Заруливай на стоянку! — Архипенко прямо из капонира пошел на взлет. — За мной, орелики!