Я дрался на бомбардировщике

Обычно до обеда мы всегда ждали задание. Там уже доложат, летим мы сегодня или не летим, дать отбой или нет. Дают сегодня, допустим, отбой. У нас был очень хороший клуб — как известно, на фронт артисты выезжали. Капитан Едкин, начальник клуба, обходил наши помещения и говорил:

— Товарищи, кого вы желаете послушать или посмотреть в очередную среду, или в воскресенье, или субботу?

И начинается:

— Давай джаз Утесова!

— Давай Эдди Рознера!

— Сколько раз они у нас уже были? Давайте мы послушаем классику.

— На фиг нам классика!

У нас был джаз. У нас были хоры Пятницкого и Профсоюзов, к нам приезжал Большой театр. Помню, пела Мария Петровна Максакова. Она вышла на сцену и говорит: — Товарищи, я буду петь все, что знаю, и все, что вы закажете. Я буду петь до тех пор, пока не охрипну.

И она пела, много пела.

Еще был у нас Лемешев. Вышел маленький, плюгавенький, рыженький мужичишка. По блокнотику две песенки или две арии спел, на этом дело закончилось. Честное слово, он оставил у нас неважное впечатление. Сравнить Марию Петровну Максакову и Лемешева, как говорят в Одессе, — две больших разницы. Танцоры были. Ансамбли всевозможные. Их же премировали, награждали орденами за поездки на фронт, а «фронт» был в Монино, в Кратово… Их там накормят, напоят.

Еще в клубе устраивали танцы. Девушки приезжали со всей округи, жены летчиков приезжали. Я помню, у капитана Олейникова, который погиб с майором Алферовым, жена была балерина. Я с ней часто танцевал. У Валентина Аккуратова жена тоже была балериной в Большом театре. И вот помню такой случай. Командир дивизии проводит проработку задания. Капитан Ермаков, который потом погиб над Данцигом, говорит: «На фиг сегодня эти боевые вылеты. У Вальки Лола танцует сегодня в Большом, поехали лучше в Большой». Это капитан, командир корабля, говорит генералу, командиру дивизии. Эти летчики, полярники, они же были выше этого командира дивизии, генерала. Они сами написали заявления с просьбой направить их на фронт и сдали в фонд обороны свои персональные машины, «эмки». Валентин Иванович Аккуратов очень спокойный, рассудительный, просто мудрый человек. Правда, летать на Пе-8 он неважно закончил. Я уже пересел на Б-25, а они еще летали на Пе-8 в Алтуфьево. Блуданули и сели, по-моему, в Бобруйске, с промазом. Улетели в овраг. Разбили самолет, но живы остались.

Самолетов у нас было очень мало. Казанский завод за сутки выпускал двенадцать-тринадцать самолетов Пе-2 и только один Пе-8 в месяц. Поэтому в ВВС была только одна дивизия на Пе-8. А в дивизии этой было пятнадцать-двадцать самолетов. Максимальное количество самолетов Пе-8, которые летали на боевое задание, было 6 февраля 1944 года при налете на Хельсинки. Тогда летало двадцать четыре самолета. Но обычно, по штату, было пятнадцать самолетов, и за один раз вылетало 5–8 самолетов.

Мы летали по приказу Ставки Верховного командования. До нас бомбила авиация помельче — например, самолеты Ил-4, Б-25, Б-20Ж, Ли-2. А потом летели мы с большими бомбами по особо важным объектам. Нас берегли.

Рядом располагалась дивизия, которая летала на Б-25. Мы их называли дикой дивизией. Они делали по два вылета за ночь. А мы делали всего один вылет за неделю — у нас и самолетов мало, и приберегали нас для особо важных случаев.

Конечно, летать бомбить недалеко от линии фронта проще. Мы и под Ленинград летали на станцию Тосно. В августе 1943 года нам дали задание бомбить позиции дальнобойной артиллерии немцев, обстреливавшей Ленинград. А как найти эти позиции? Была проведена блестящая, изумительная операция. На проработке задания нам сказали:

— Товарищи, обходим Ленинград. Линия фронта будет обозначена кострами. Два прожектора с линии фронта будут направлены на позиции, и там, где они скрестятся, и будет место позиции крупнокалиберной артиллерии. Надо будет попасть в это перекрестие. Такая задача.

Мы берем двухтонные бомбы и летим. Как нам сказали, так и сделали: обошли Ленинград, по кострам увидели, где линия фронта, дальше — два прожектора перекрещиваются. И тут уже дело техники. Крупные бомбы сделали свое дело. Через две недели — 7 сентября 1943 года — мы опять полетели туда. И теперь уже в пух и прах разбомбили эту группировку.

Перед строем нам зачитали благодарственное письмо от ленинградцев. Большую статью написал поэт Тихонов. Мы получили медали. Это была моя первая награда — медаль за оборону Ленинграда. Я очень горжусь тем, что мы вложили такой большой вклад в спасение Ленинграда. А потом я получил орден Красной Звезды, его мне вручал в Кремле Куусинен.