Я дрался на истребителе

Как-то, когда полк первые радиополукомпасы получил, со мной парой на проверку слетал штурман полка Катрич[22]. Я должен был пролететь по маршруту на малой высоте, на бреющем, через три контрольных пункта. И вот взлетели. Я встал на курс. Расчет полета я заранее сделал, конечно. Курсы с учетом ветра, поправки делаются по навигационной линейке. Я ставлю предварительный курс по компасу. Потом смотрю на радиополукомпас. Вижу, стрелка ходит. Я решил идти по курсу, по расчету маршрута. По расчету вышел на нужный пункт. Развернулся. По курсу и по времени, ветер уже учтен. Точно прошел все три пункта и вышел на свой аэродром. Катрич говорит: «Отлично, молодец!» А я говорю: «Товарищ майор, а у меня РПК не работал». — «Тогда не отлично, а четверка». Хотя, на самом деле, то, что сделал я, было труднее, а сделал я это хорошо.

Когда наши войска взяли Смоленск, наша эскадрилья летала с аэродрома Двоевка, около Вязьмы, на прикрытие коммуникаций Северо-Западного фронта. Потом мы начали летать ночью. Я прошел ночную подготовку в конце лета 1943 года. И мы работали в Клину по прикрытию Москвы ночью. Вокруг Москвы было кольцо, разделенное на сектора, и каждая пара истребителей получала сектор, где они должны были работать ночью на случай налета немцев.

Мы вылетали с аэродрома Двоевка, гонялись за немецкими разведчиками, но ни одного догнать не удавалось, хотя мы их отгоняли и не давали им работать. За одним я однажды гнался, когда подняли мою пару под вечер 1 мая. Дали тогда высоту 8 тысяч, по локатору наводили, а ведомый мой отстал, у него что-то было с мотором. Я один остался, и мне вскоре говорят с командного пункта: «Вы уже на краю зоны обзора». Локатор же имеет ограниченную дальность, тогда он имел, наверное, 250. Впереди в 20 километрах идет немецкий разведчик, наверное, «юнкерс». По локатору же не видно, какой тип самолета. Я погнался за немцем. Километров 10 — 15 после прекращения наведения пролетел, уже далеко за линию фронта. Не вижу его. Он, видимо, ушел в облака. Ясно, что я его теперь не увижу. И тут я понимаю, что пора обратно, а то топлива может не хватить. Вообще на «яках» небольшой запас топлива. К счастью, самолеты у нас были с дополнительными баками. Такой пятибачный вариант «яков», Як-9Д. Они, правда, были потяжелее, меньше энерговооруженность у них была.

Я развернулся, пошел обратно. По расчетам, я был далеко за линией фронта. Поэтому снижаться не стал и шел за облаками. А потом, когда прошел довольно далеко, снизился под облака. Увидел железнодорожную станцию, но опознать не смог. Настроил радиополукомпас на мой аэродром, а он не тянет — дальность слишком велика. Стрелка гуляет вокруг. Тогда я придумал, у меня работала смекалка. Настроился на широковещательную станцию Коминтерна, что находилась в районе Ногинска, она же мощная. Стрелка сразу показала, и я понял, какой мой обратный курс. От Москвы я шел примерно с курсом 90, а наш аэродром находился вблизи автострады Москва — Вязьма, это ближе к юго-западу. Значит, мне надо было идти на юго-восток. И вот я уже опознал место, иду в сторону аэродрома. Меня спрашивают с земли, я ли это иду, и попросили сделать доворот влево. Я развернул самолет, и метка на экране пошла влево. Они поняли, что это я. Радиостанции наши тогда плохо работали. Потом на наши самолеты установили американские радиостанции с самолетов «аэрокобра». Вот такие были вылеты.

В районе Вязьмы мы пробыли довольно долго, хотя основная база была на Центральном аэродроме. Мы летали также с Двоевки ночью на прикрытие Смоленска. Днем нас там не использовали. А вот ночью, поскольку ночников на фронте не было и только летчики ПВО летали ночью, нас поднимали на прикрытие. Налетов, правда, не было.

— Что делали в минуты отдыха на войне?

— У меня были книги. В шахматы мы играли, беседовали. В Вязьме в солнечный день мы в трусах загорали, у меня есть такая смешная фотография.

— Случались ли отказы техники?

— Конечно, случались. Один раз, как раз в Двоевке, у меня отказал регулятор винта, и он пошел в раскрутку. То есть там максимально допустимые обороты 2700, а он пошел дальше. Я убираю газ, чтобы он не раскручивался, а тогда нет тяги. Так я с трудом и дотянул до аэродрома.

Другие мелочи случались порой. Один раз масло выбило. Маслом меня всего залило. У моего второго брата, Алексея, который тоже попал в наш полк, также поломка случилась. Они сопровождали самолет какого-то большого генерала в Шяуляй. И на посадке у Алексея левое переднее колесо развернулось. Там есть такая шпилька, которая держит колесо в нужном положении, и эта шпилька вылетела. Колесо встало поперек, он скапотировал, перевернулся на спину, попал в больницу, повредил кости лица, слегка позвоночник. Тогда даже хотели техника привлечь, но мы его защитили.