Я дрался на По-2

Здесь стали изучать район, осваивать полеты, бомбить на полигоне. Район был не простой — Москва рядом, много запретных зон. От нас требовали точных знаний. Мы же пока выполняли полеты по связи, возили командующих армиями. Помню, только сели на аэродром Елец, как нас «юнкерсы» начали бомбить. Рядом находилось кладбище, на нем мы пережидали налет. Первый раз я на собственной шкуре испытал, что такое бомбежка. Помню, мужик ведет лошадь, а у нее половины морды нет. Она фыркает, кровью брызжет, но ноги идут и глаза у нее такие необыкновенные… До сих пор отчетливо эту картину вижу.

Первый боевой вылет. Командир полка построил всех летчиков на аэродроме, а летчикам было по 18 лет, зачитал боевую задачу: такой-то кавалерийский корпус шел в прорыв и остался без связи. Полку приказано послать экипаж и установить связь. Днем. Без прикрытия. Ясно — обратно вряд ли вернешься. Командир закончил читать: «Кто желает лететь добровольно, два шага вперед». И все, как один, сделали эти шаги. У меня, когда я посмотрел, сердце забилось. Думаю: «Вот это моральный дух!» У нас был спортсмен, старше нас, Леша Аладьев. Ему поручили это задание. Он вылетел и не вернулся… а потом начали выполнять боевые полеты ночью.

Еще раз было задание лететь днем — требовалось заснять полосу наступления танков, чтобы они имели перспективную панораму. Это задание я выполнял со штурманом — полет прошел благополучно.

Поначалу нас берегли, давали малозначимые цели. Первый вылет я делал весной 1943-го под Воронежем. Бомбили железнодорожную станцию. Понимаешь, я же пацан, не нюхавший пороха. А ведь там могут и убить! Состояние очень напряженное. Перед вылетом мы со штурманом обо всем договорились. Нам сказали, что мы должны отбомбиться и сфотографировать результаты. И вот мы на боевом курсе. Зенитки лупят и справа, и слева. Разрывы все ближе и ближе. Кажется он таким длинным! Это уже мы потом поняли, что чем длиннее боевой путь, тем короче твоя жизнь — стали сокращать. А тут… и за ухом поковыряешь, и нос почешешь. Штурману кричу: «Сбросил или нет?» — «Нет. Так держать». Наконец сброс, а после сброса еще должно пройти пятнадцать секунд, пока бомбы не начнут рваться, чтобы можно было сфотографировать результаты. Прилетел я с красным ухом — стер его до крови.

Через несколько дней — второй вылет. Теперь на станцию Касторная. Это большая, важная станция. Там нас встретили по полной форме — и прожектора, и зенитки. Тут еще страшнее все показалось. Привезли первые пробоины. После вылета начал думать, как сократить боевой путь. Обсудили со штурманами, организовали промер ветра на маршруте, чтобы при выходе на цель уже знать, какой будет снос. Короче, быстро соображали, как живыми остаться.

Над Касторной я впервые увидел, как штопорят самолеты в лучах прожектора. Ведь в чем сложность нашей работы? Поймают прожектора и так нежно ведут, а ты в луче оказываешься, как паучок. По тебе бьют, а ты, например, на боевом курсе, и штурман говорит: «Так держать», справа, слева трассы, а штурман говорит: «Так держать». Если ты опытный летчик и уже летал в прожекторах, знаешь, что надо делать — ты должен сразу переключиться на приборы и пилотировать только по приборам, никуда не смотреть, если посмотрел, тебя повело влево или вправо, в зависимости от того, в какую сторону посмотрел — в штопор раз, готов… Молодые, неопытные, часто находили свою могилу в первые полеты. Я предложил провозить молодых летчиков на полигоне в лучах прожектора. Для этого в кабину сажали опытного летчика, который имел опыт боевых полетов в лучах прожектора, и он возил молодых. Мы стали меньше нести потери.

Поначалу делали один вылет за ночь, а потом и пару вылетов стали делать. А когда начали оборудовать аэродромы подскока, то и 5–6 получалось, и подальше летали. Основной аэродром базирования располагался в 30–50 километрах от линии фронта, а в пяти-шести выбиралась площадка, разбивглся старт, делался запас горючего и бомб. Под вечер мы перелетали на него и оттуда работали.

— Девушки говорили, чуть ли не до 15 вылетов за ночь делали…

— Это ерунда. Особенно летом — ночь короткая. Обычно сделаешь три вылета и то возвращаешься — уже светает, тут и «мессера» сшибить могут. У нас в полку только я, и то один раз, сделал 5 вылетов. Первым прилетел, еще до начала сумерек на аэродром подскока, а возвращался уже светло было. Потом, все еще зависит от цели. Если она хорошо прикрыта — надо осмотреться, а не лезть в пекло очертя голову, да и тяжело это психологически…