Я дрался на штурмовике

– Мы не всегда знали, но мы присутствовали при постановке задачи. Населенные пункты стрелок не всегда знал, но для этого он с собой носил карту. Задачу экипажу ставят или в землянке на командном пункте, или прямо уже на стоянке. А когда идешь к самолету, если что не ясно – спросишь у командира. Я всегда спрашивал. Он, конечно, был немногословен, но когда я спрашивал, он отвечал. А за штурвалом он был отчаянным!

– Не хотелось его оставить?

– Нет. Наоборот, мне, конечно, было приятно осознавать, что он такой смелый, отважный, умелый, хорошо пилотирует. Я считаю, что благодаря командиру я остался в живых.

– Стрелки обсуждали: с кем лучше летать, «а мой», «твой», и так далее?

– Конечно, обмен мнениями был. Но чтобы такого явного нежелания с кем-то летать, я не замечал. Чтобы стрелок отказывался с кем-то летать – при мне такого не было, таких случаев я не помню.

– После вылетов всегда давали 100 грамм?

– Да, после каждого боевого вылета. Если 2 вылета – то 200 грамм. Если погиб экипаж, ставим на скатерть прямо на траве два стакана погибшим, и свои берем, и пьем на помин души. Поминали сразу. Личными вещами погибших занималась вещевая служба, они отправляли родным.

– Бывало такое, что сбили, а люди возвращались?

– Да. Тот же Елкин со стрелком. Были сбиты и вернулись.

– Как складывались отношения с комиссаром?

– У нас был летающий комиссар, он жил нашей жизнью. Конечно, проводил и всякие собрания: прием в партию, и так далее.

– Какие были взаимоотношения с техниками?

– Мы им помогали, дружили. Жили мы часто в одной казарме с техниками, если считать в Мурмашах. В Шонгуе землянки у нас были разные. Я тоже прошел службу техника, я знаю, что это служба тяжелая, трудная. День и ночь надо готовить самолеты, надо ремонтировать, надо их обслуживать.

– Бывали случаи в полку, когда стрелок выпадал из кабины?

– Был один случай, когда стрелок случайно нажал на спусковой крючок ракетницы, решил, что в самолет попал снаряд, открыл «фонарь» и выпрыгнул. Это было уже над нашей территорией. Он потом вернулся.

– СПУ всегда хорошо работало?

– Я не помню, чтобы были отказы.

– Обычный боевой день как начинался и как заканчивался?

– Подъем всегда в одно время, в 6 часов. В летние дни может быть и в 4–5. Утром брились. Не было такой приметы, что перед вылетом бриться нельзя. Небритым нельзя в строй! Перед вылетом завтракали, иногда завтракали после вылета. Аппетит был хороший.

Накануне форсирования реки Свирь наш полк в составе двух шестерок (12 самолетов) получил задание разбомбить переправу в районе пункта Пидмах. Вылетели. Командовал группой сам командир полка. Мы летели в первой шестерке. Эта шестерка полностью выполнила задание: мы разбомбили переправу. По реке плыли бревна, сваи, вторая шестерка ушла на запасную цель – штаб финской дивизии. В первый день наступления было столько в небе самолетов! Это невероятно! Я никогда столько не видел. Одних штурмовиков было больше 150! А бомбардировщиков! А истребителей! Три дивизии штурмовиков – и все они беспрерывно друг за другом штурмуют! Был сплошной дым на высоте 200–300 метров! Мы влезали в этот дым, находили наземные цели, штурмовали…