Я дрался на штурмовике

А. Д. Вы что-нибудь слышали о том, что штрафников направляли стрелками на Ил-2?

– Был у нас стрелком воздушный стрелок-радист с бомбардировщика. За что его осудили, не знаю, но он был боевой, видно, чтобы оправдать доверие, рвался летать. От одного летчика к другому переходил. Только отлетаем, он опять на вылет просится! А было и иначе: одного летчика с нашей эскадрильи отдали под трибунал. Он был в возрасте, семейный, долго работал инструктором. Несколько раз возвращался с боевого задания. Сначала говорил, что двигатель чихает или его трясет. Один раз, второй. Коле Кузнецову поручили проверить его самолет. Он выполнил задание и докладывает: «Самолет работает нормально, двигатель – нормально, никаких претензий не имею». Потом этот летчик сам признался: «Как подлетаю к линии фронта, начинается заградительный огонь, зенитки стреляют – я автоматически разворачиваюсь и прилетаю на аэродром». Тогда его и осудили. Весь полк выстроили, зачитали приговор и отправили его в штрафную роту. Он был старшим лейтенантом, так погоны старшего лейтенанта с него сорвали, прицепили солдатские и под конвоем увезли. Кто-то где-то его потом встретил. Он был на фронте в штрафной роте, получил легкое ранение. Потом он обучал пополнение для фронта, молодых солдат. Это был единственный случай трусости у нас.

Местер Владимир Моисеевич

Я родился в Москве в 1926 году. Пошел в школу, стал октябренком, потом пионером, в комсомол вступил в день своего рождения. Еще пацаном стремился в авиацию: сначала занимался в авиамодельном кружке, а после 7-го класса пытался поступить в специальную авиационную школу, однако не прошел туда по медицинским показателям.

Войну встретил в Москве, и хотя мне было только пятнадцать лет, я решил идти работать. По знакомству устроился стропальщиком на базу металлопроката. Проработал там всего два месяца, и меня придавило. Естественно, что после этого случая начальство постаралось от меня избавиться. Поступил на завод «Мосэлемент», который делал источники питания, учеником электромонтера. Первые дни работал по четыре часа, такой был порядок, нельзя было больше. 16 октября пришли на завод, а нас не пускают. Через несколько часов пустили, но делать было нечего – все начальство смоталось. Потом сказали: «Идите на склад. Там каждому выдадут по два пуда муки». Действительно, дали мне мешок, я взвалил его на спину и пошел. А тут – налет, зенитки бьют! Смотрю, что-то сыпется из мешка. Оказалось, что осколок зенитного снаряда проделал дырку в мешке, и мука сыпалась на дорогу. Дня три мы на завод ходили и ничего не делали, и только на четвертый появилось руководство, и мы опять заработали… 16-е число – это был очень тяжелый день.

После этих событий завод эвакуировали в Ленинск-Кузнецкий. Когда в Сибирь попали, то тут уже не смотрели, сколько тебе лет, сколько тебе положено работать… Я в шестнадцать лет стал бригадиром электромонтеров! Когда мне исполнилось 18, я решил идти на фронт. Одной из причин, почему я хотел попасть на войну, было то, что я понимал, что если я не попаду на фронт, то мне, как еврею, потом будет очень плохо. Никто мне скидку на то, что с завода не уходил неделями, что на воздушных работах работал без ремней, облокачиваясь спиной о фермы и держась только за счет силы ветра, не даст. Так что я считал, что мне обязательно надо быть на фронте. Что касается антисемитизма, то на фронте, да и вообще за семь лет службы в армии, я ни разу не столкнулся с его проявлениями. Только однажды, уже после войны, когда я был старшим стрелком, пришлось мне «педалировать» свою национальность. У нас появился молодой стрелок, татарин. И стал в самоволки ходить. Раз попался на самоволке. Второй попался. А закон такой: один стрелок попался – всем стрелкам отменяют увольнительные. Решили его проучить. Накрыли одеялом, сильно не били, но на следующий день меня вызывает СМЕРШ: «Что произошло?» – «Ничего. Немножко проучили». – «Вы что же?! Против нацменьшинств?! Вы знаете, как остро стоит национальный вопрос?!» – «Это вы мне рассказываете? Я сам национальный вопрос! А если он в следующий раз попадется, дадим по-хорошему».

В общем, как только мне исполнилось восемнадцать и я получил повестку, я ее принес на завод. Директор ее взял, посмотрел: «Молодец!» – и порвал. Снял трубку телефона и звонит военкому: «Вы почему забираете Местера? Мы же договорились, что вы моих людей не трогаете?! У нас единственный завод, который снабжает всю армию источниками питания!»