Я дрался на Т-34. Книга вторая

Надо сказать, что уезжала только молодежь. Крестьяне из села не уезжали. Они привыкли к смене власти в 20-е годы — то Махно придет, то красные, то белые, зеленые, семеновцы. Поэтому из деревни никто не эвакуировался, а вот скот угоняли.

И вот на этих телегах… Лето, благодать. В степи жаворонки летают, перепелки, мотыльки, бабочки. Запах чудесный. Не доезжая Хопра, на нашу колонну налетел немец — небольшой самолетик типа нашего У-2. На бреющем прошел вдоль колонны чуть ли не цепляясь колесами за гривы лошадей. Но не стрелял, видно, жалел, или закончились у него патроны. Лошади, конечно, в кюветы, телеги перевернулись, ребята разбежались. Когда он улетел, собрались, никто не пострадал.

Приехали в Мичуринск. Там шло формирование. Нас расспросили, где работал или учился. Поскольку я в Москве до войны окончил школу автолюбителей, то меня определили в первое Горьковское танковое училище, находившееся в знаменитых Гороховецких лагерях. Вот там, в полуземлянках, прожил девять месяцев.

Чему учили? Материальной части танка Т-34. Прежде чем посадить на Т-34, давали поездить на тракторе, автомашине, и только потом сажали на танк. Причем ничего записывать не давали. Говорили, что это связано с секретностью, а на самом деле просто не было бумаги — не на чем было писать. Тем не менее мы материальную часть знали великолепно. Бывало, едешь, где-то чуть-чуть застучало, уже знаешь, что полетела какая-нибудь шайба правого торсиона. Помню, лежали в землянке, мечтали о будущем. Один говорит: «Вот приеду домой. У нас есть дядя Вася, мастер по тракторам. Я его за пояс заткну!» Действительно, по сравнению с трактором танк сложная штука.

Что об училище сказать? Кормили неплохо — и сливочное масло, и хлеб давали, но мало — все время преследовало чувство голода. Мы же молодые, все время на воздухе, все время в движении. Зимой, помню, привезли картошку, и не успели ее убрать. Она замерзла. Охранять громадные бурты поставили часового — все равно воровали! По-пластунски подползали или договаривались с часовым. Мороженой картошки напихаем в карманы, кто сколько может, и у себя в землянках на печках ее, перемерзшую, поджариваем. Много стреляли и из танкового оружия, и из ручного — пулеметов, автоматов. Бросали гранаты из танка — отрабатывали оборону остановившегося танка от пехоты.

Окончили училище, присвоили звание «лейтенант», поскольку учился на «отлично». Те, кто имел троечки, четверочки, получали звание «младший лейтенант». А одному парню дали звание «младший лейтенант» за неуважение к технике. Когда сдавали экзамены, было холодно. Его спрашивают: «Где ведущее колесо?» Он пнул его ногой: «Вот!» Ну и снизили звание. И это несмотря на то, что шинельки были паршивенькие…

Так вот после окончания училища отправились в Сормово получать танки и экипажи. Я воспитывался в патриархальной семье. Дедушка у нас был довольно строгий. Если ребенок или юноша встретил на дороге старшего по возрасту, то он обязан первым поздороваться со встречным. И боже упаси, если ему кто-то скажет, что я прошел и не поздоровался. Он такой нагоняй задаст! Бить никогда не бил, но я его очень боялся. И вот стали комплектовать экипажи. Стоит строй свежеиспеченных офицеров, строй механиков-водителей, командиров башни, стрелков-радистов. Объявляют: «Экипаж танка 119. Командир танка лейтенант Шишкин!» — выходишь. «Механик-водитель старший сержант такой-то!» — выходит. А он с такого же года рождения, что мой отец! Для меня это… я совсем пацан, тепленький, маменькин сынок, прямо скажем. И вдруг мне в подчинение дают этого бывалого солдата, механика-водителя! Он стоит по струнке, смирно, а мне неудобно — как же я буду командовать человеком, который старше меня?! Нужно было быстро переломить себя.

Пришли на завод, а там пацаны работают по 12–15 лет. Буквально дети! Крышка моторного отделения прикручивается к заднему борту громадными болтами. Они ключ-то вставят, повиснут на нем, а провернуть не могут — не хватает силенок. И вот мы вместе с ними стали собирать себе машины. Собрали. Получили запасные триплексы, нож, часы Первого часового завода, которые крепились к приборной доске, — в пластмассовом футляре, громадные и тяжелые. Мы их откручивали и носили в кармане. Потому что без часов нельзя. Надо сказать, что на фронте первый, самый лучший трофей — часы. Немецкие часы, они штампованные. Ходили, правда, очень точно, но недолговечные.

Совершили пятидесятикилометровый марш, постреляли, погрузились на платформу и двинулись в Ломинцево Тульской области на формирование. Я попал в 118-ю отдельную танковую бригаду. Командовал ей грузин Шалва Бригвадзе. А командиром батальона был геройский мужик, осетин Петр Газмурович Джемиев. Наша бригада не входила ни в какую армию, а была в резерве командования фронтом. Нас бросали туда, где создается критическая ситуация — или немцы наметили прорваться, или наши наступают. За год, что я воевал, пришлось побывать и в 10-й армии, и в 22-й армии, и в 3-й ударной.