Я дрался на Т-34. Книга вторая

Что представлял собой отдельный дивизион бронепоездов? Дивизион был сформирован из добровольцев-железнодорожников. Большинство личного состава были бывшие танкисты, успевшие принять участие в боях на Хасане и Халхин-Голе. Боевые действия дивизион начал осенью 1941 года под Москвой. В дивизион входило два бронепоезда — «Сибиряк» и «Железнодорожник Кузбасса» и штабной поезд из пяти пассажирских вагонов. Боевой задачей дивизиона осенью 1942 года было — прикрытие направления на Моздок и Беслан. В январе 1943 года 42-й отдельный дивизион был переброшен в Иран и больше не принимал непосредственного участия в боевых действиях.

Бронепоезд выглядел так. С двух сторон бронепаровоза располагались по две бронеплощадки — бронированные вагоны с вращающейся башней, в которой установлено 76-мм орудие. На каждой бронеплощадке — 4 танковых пулемета, по два на каждом борту. По обе стороны бронепоезда две обычных железнодорожных платформы, на которых установлены 37-мм зенитные пушки и пулеметы ДШК. На каждой бронеплощадке экипаж из 16 человек. Личный состав бронепоезда 80–90 человек.

Когда я пришел в отделение разведки, в нем было 12 бойцов. Все вооружены автоматами ППД и ППШ, финками или кинжалами, и у каждого уже были трофейные немецкие пистолеты. Отделение формально было подразделением взвода управления. На задание разведчики брали по три запасных диска к автомату и по четыре гранаты Ф-1. Разведчики ходили в обычном обмундировании, но иногда надевали сверху танковые комбинезоны. У разведчиков было две основные задачи — разведка немецкого тыла и корректировка огня. Нам не поручали захват «языков» и не требовали от нас вступать в бой в немецком тылу. Единственный раз разведчикам поручили специальное задание: пройти к станции Муртазово вместе с радисткой и выйти на связь с нашей диверсионной подпольной группой.

Когда сложилось тяжелейшее положение на перевалах осенью 1942 года, именно разведчики дивизиона составили костяк сводного отряда, который и задержал немцев на нашем участке.

В разведке служили замечательные ребята, сибиряки — Степан Лагутин, Гоша Куликов, Коля Трубицын, Коля Гутеев и другие. Я смотрел на своих товарищей с восторгом и удивлением. Они умели все. Взобраться на телеграфный столб и подключить связь, заранее договорившись с дивизионом — какие провода будут задействованы. Умели выполнить любую работу железнодорожника — от стрелочника и сцепщика до машиниста паровоза, умели разминировать и устанавливать мины. Могли быстро заменить колеса бронеавтомобиля на железнодорожные и воевать на бронедрезине. Все умели ребята! В течение нескольких недель мне пришлось освоить их профессии. Но вот чему я никогда не научился у своих друзей — так это навыку потомственных охотников. Даже корректировать огонь бронепоезда они умудрялись инстинктивно, и моя грамотность, так мне казалось, была им вовсе не нужна. И то, что я смог заслужить любовь и уважение этих замечательных ребят, является для меня самой главной наградой, полученной на войне. Я горжусь, что воевал рядом с этими людьми!

Лагутин стал мне родным отцом. Двухметрового роста, ушедший в армию из Бийска, бывший алтайский охотник, носивший сапоги 46-го размера, молчаливый Лагутин был настоящим русским богатырем. Он мог спокойно выпить за день два литра водки и выглядеть совершенно трезвым, как стеклышко. При своем весе в сто тридцать килограмм и огромном росте он мог бесшумно пройти по хворосту.

В июле 1942 года дивизион вступил в бои под Армавиром. Здесь погиб командир разведчиков. И меня, «за грамотность», назначили командиром разведки вместо убитого. Все корректировали огонь по попаданиям, а я умел еще корректировать по азимуту. У нас не было рации, и вся корректировка шла только по телефонной связи. Вдоль железной дороги шли столбы с проводами. Так вот, провода телефонного аппарата накидывались на два таких провода и у бронепоезда подключались к этим же проводам…

Бои на Кавказе были самыми тяжелыми, в которых мне пришлось участвовать. Многие десятки немецких танков перли тараном на наш бронепоезд, оставленный без прикрытия пехоты и авиации. В небе над нами с утра до вечера висела подлая немецкая «рама» и наводила на нас шестерки «юнкерсов», которые беспрепятственно пикировали на нас. От бомбежек экипажи бронепоездов несли тяжелые потери. Редко удавалось сбить немецкий пикировщик.