Читаем Я дрался на Т-34. Книга вторая полностью

— Почему этот бой так и остался малоизвестной страницей героизма советских танкистов? Мне рассказали о нем ветераны 184-й СД задолго до знакомства с вами. Но почему, по вашему мнению, в «танковой исторической» литературе не уделено внимание такому выдающемуся боевому достижению?

— Ну, допустим, подвиги танкистов роты Колобанова из батальона Шпиллера или отдельных экипажей Коновалова, Павлова — все же стали известны и нашли свое отражение в исторической и мемуарной литературе. Но кто знает о Луканине, который на ИС-2 вместе с напарником сжег на Сандомире 17 немецких танков? Кто слышал о самоходчике Зиновии Зусмановском, подбившем в одном бою семь немецких «тигров» и «пантер» под Кауши в 1945 году? В 1942-м, в бою под Прохладной, я лично видел, как экипаж танка Т-34 уничтожил семнадцать немецких танков. После войны выяснилось, что нигде про этот геройский бой танкистов и не слышали… Даже на войне все зависело от «пиара»… Когда в 1994 году мой друг, редактор журнала «Голос инвалида войны», воевавший на фронте командиром полка САУ, ныне покойный Аркадий Тимор, привез мне из Москвы из ЦАМО фотокопии моих наградных листов, и я впервые увидел свой наградной за этот бой и описание самого боя, то вдруг понял, что скорее всего все танки, уничтоженные моим взводом, просто «расписали» на всю бригаду, чтобы — «ордена дали всем», а не только трем экипажам. В моем наградном листе фигурировало всего три танка вместо шести, которые я подбил, и то эти танки «раскидали» по разным дням недели. А, что зря говорить, вот копия, читайте сами.


— Так сдержал Городовиков свое слово или нет? За этот бой вас представляли к званию Героя?

— За этот бой, судя по наградному листу, меня представляли к ордену Красной Звезды, а дали медаль «За отвагу». Поверьте, мне сейчас все равно. А представил меня комдив или нет — я не знаю. В основном танкистов нашей бригады представляли штабы стрелковых корпусов, которым наша отдельная бригада была придана. А насчет обещания Городовикова… Это был единственный случай, когда речь шла о «мотивации наградами» непосредственно на поле боя, и я не знаю, как развивались события далее в этом «геройском вопросе». В нашей бригаде никаких наград заранее не обещали. Но когда наградные оформляли непосредственно в бригаде, то штабные бригадные писаря, народ осведомленный, сразу «шептали на ушко», кого представили, и на какой орден, и что там дальше происходило. Например, когда комбат гвардии майор Дорош заикнулся в штабе бригады, что лейтенант Деген за Вильнюс заслуживает Звезду Героя и он, комбат, просит разрешения на заполнение наградного листа на ГСС на мое имя, писаря мне сразу сообщили, что наш замполит Смирнов «лег костьми поперек стола», чтобы не допустить подобного представления, да еще весь политотдел бригады подключил к «борьбе за чистоту геройских рядов от всяких там Дегенов». А тут все было на уровне слухов.


— Но мне ваши сокурсники по медицинскому институту рассказали, что в 1948 году в передаче Всесоюзного радио о танкистах долго рассказывали о Герое Советского Союза лейтенанте Дегене.

— В День танкиста 8 сентября 1948 года я пришел в институт. Мой друг, однокурсник Семен Резник (сейчас он профессор-хирург, живет в Рамат-Гане, то есть израильтянин, как и я) сказал, что утром в радиопередаче слышал рассказ танкистов об их погибшем товарище Герое Советского Союза гвардии лейтенанте Ионе Дегене. Зная любовь Сеньки к розыгрышам, я не обратил внимания на его треп. Дома меня ждала телеграмма от племянника с вызовом на телефонный переговорный пункт. Мой племянник начал разговор следующими словами: «Скромность, конечно, украшает человека. Но скрыть от родственников, что ты Герой…» Я объяснил, что это ошибка. На следующий день мой друг и однокурсник Захар Коган, тоже бывший танкист, лейтенант, потащил меня в облвоенкомат. Военком, полковник, Герой Советского Союза, очень славный человек, сказал, что слышал накануне передачу по радио и уже направил запрос в наградотдел Президиума Верховного Совета. Примерно через месяц, во время случайной встречи на улице, он сказал, что получен ответ: «Ждите Указа Президиума Верховного Совета». Указа не дождались. Но в 1965 году, к 20-летию со Дня Победы киевский областной военкомат снова запросил наградотдел. Ответ: «…поскольку И. Л. Деген награжден большим количеством наград, есть мнение не присваивать ему звание Героя Советского Союза». Текст передал вам примерно. Но смысл точный.


Перейти на страницу:

Все книги серии Я дрался на танке

Я дрался на Т-34. Книга вторая
Я дрался на Т-34. Книга вторая

Две основные причины сделали Т-34, самый массовый танк Великой Отечественной войны, легендарным — уникальность конструкции и те люди, что воевали, гибли и побеждали на этой машине. И если о технической стороне создания, производства и боевого применения знаменитой «тридцатьчетверки» написано множество томов и статей, то о фронтовой жизни и судьбах танковых экипажей известно гораздо меньше. Настоящим прорывом стала книга Артема Драбкина «Я дрался на Т-34» — главный военно-исторический бестселлер 2005 года. У вас в руках его долгожданное продолжение, которое, как и первый том, основано на многочисленных интервью ветеранов-танкистов, прошедших вместе со своими машинами огонь войны. Как и в первой книге, они делятся с читателем солдатской правдой о жизни на фронте, о проведенных боях, о тяжелом ратном труде, о причинах поражений и подлинной цене Великой Победы…

Артем Владимирович Драбкин , Артём Владимирович Драбкин

Биографии и Мемуары / Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука / Документальное
Я дрался на Т-34. Третья книга
Я дрался на Т-34. Третья книга

НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка. Продолжение супербестселлеров, разошедшихся суммарным тиражом более 100 тысяч экземпляров. Воспоминания советских танкистов, воевавших на легендарном Т-34.«Только я успел крикнуть: «Пушка справа!», как болванка пробила броню. Старшего лейтенанта разорвало на части, и вся кровь с него, оторванные куски тела… все это на меня! Мне достался в ногу мелкий осколок от брони, который я потом сам смог вытащить, а механику-водителю осколок попал в плечо. Но танк еще оставался на ходу, и тот, одной рукой переключая рычаг скоростей, вывел «тридцатьчетверку» из-под огня…»«Я принял решение контратаковать с фланга прорвавшиеся немецкие танки. Сам сел на место наводчика. Расстояние до них было метров четыреста, да к тому же они шли бортами ко мне, и я быстро поджег два танка и два самоходных орудия. Брешь в нашей обороне была ликвидирована, положение стабилизировалось…»«В бою за село Теплое прямым попаданием снаряда заклинило ведущее колесо одного из атакующих «Тигров». Экипаж бросил фактически исправный новейший танк. Командир корпуса поставил нам задачу вытащить «Тигр» в расположение наших войск. Быстро создали группу из двух танков, отделения разведчиков, саперов и автоматчиков. Ночью двинулись к «Тигру». Артиллерия вела беспокоящий огонь по немцам, чтобы скрыть лязг гусениц «тридцатьчетверок». Подошли к танку. Коробка стояла на низкой передаче. Попытки переключить ее не удались. Подцепили «Тигр» тросами, но они лопнули. Рев танковых двигателей на полных оборотах разбудил немцев, и они открыли огонь. Но мы уже накинули на крюки четыре троса и потихоньку двумя танками потащили «Тигр» к нашим позициям…»

Артем Владимирович Драбкин

Военная документалистика и аналитика

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги