Я дрался на танке. Продолжение бестселлера «Я дрался на Т-34»

Доставалось нам от них, кстати, крепко. Я помню один момент наступления перед Черняховском. К закату мы подъехали к этой деревне, но в нее не вошли, машины зарыли на околице. Ночевали мы даже зимой обычно на улице, прямо под машинами — натащим сена, сверху укроем плащ-палатками. Вот и в этот раз командир машины мне и замковому говорит: «Сходите в сарай, принесите сено». Сарай был метров 50 длиной, с сеном, соломой. Пошли мы туда, только взяли сено, тут все и началось. Откуда они взялись, эти немцы, непонятно, повсюду стрельба. Все бегут, одни сюда, другие туда, не поймешь ничего. Мы быстрее взяли сено в охапку и пошли туда, где наши машины. Окопались мы там капитально, кругом рвы. Ночь просидели. Утром смотрим, а наших никого нет. Мы тут одни стоим, только по рации говорят: такое-то орудие, стрелять по такой-то цели, огонь. Потом наши пошли вперед, и мы остались уже у нас в тылу. В месте прорыва немцы здорово укрепились. В минном поле саперы делали проход, шириной что как раз машина проходила. Первая самоходка прошла, вторая прошла, а мы на полтрака влево взяли и нарвались на мины. В борту дыра такая, что я пролезть мог. Командиру машины задницу как топором отрубило, наводчику ноги оторвало. Механика-водителя насмерть, а я со стороны взрыва был, взрывная волна пошла не прямо, а на механика водителя.

— Вы от пушки слева были?

— Да, я сидел с левой стороны, а мина взорвалась под стеллажом. Первое время после взрыва я ничего не слышал, ощущение такое, как будто весь в огне. Из уха течет кровь, левая половина икры вся в земле, гари и копоти. Первая мысль была: ну все, отвоевался. Минут через 10–15 начал немножко приходить в себя, стал слышать на одно ухо. Привели меня в санчасть, оказалось, у меня лопнули барабанные перепонки. Впоследствии я демобилизовался, так закончилась для меня война.

Аматуни Ашот Апетович, Герой Советского Союза

Я родился 23 декабря 1923 года в семье рабочего в городе Ленинакане, который носил это почетное название почти семьдесят лет. Отец всю свою жизнь работал плотником — почти 65 лет, из которых около трех десятков лет работал в ленинаканском вагонном парке. Отец был очень принципиальным и последовательным человеком. Времена изменились, но неблагородное дело — переписывать историю или искажать, фальсифицировать ее. Поэтому я хочу писать о том, кем и каким был отец в свое время. Будучи беспартийным, он активно участвовал в революционном движении того времени, в выступлениях, сходках революционной части железнодорожных рабочих, поддерживал тесную связь: с руководителями майского восстания 1920 года, прятал их и оказывал им всевозможную помощь. Но, видимо, личная ответственность перед большой семьей, детьми (тогда нас было шестеро детей) вынуждала отца, спасаясь от преследования, в том числе и турецкого нашествия, выехать с семьей в Тифлис (Тбилиси), где наша семья скиталась в поисках жилья почти до установления советской власти в Армении.

Отец был очень заботливым, но строгим и требовательным, хотя за всю жизнь пальцем не тронул своих детей. Особенно он заботился о будущем детей, требуя постоянно учиться, и не случайно то, что из шестерых четверо получили высшее образование. Брат, закончив учебу в фабзавуче, стал работать слесарем, помощником машиниста, а потом и машинистом паровоза, отец настоял на продолжении учебы и отправил его в Тбилиси в ЗИПС (Закавказский институт путей сообщения, в последующем ТБИЖД), который он окончил с отличием в 1940 году.

Мать всю жизнь была домохозяйкой. Она была добрая, душевная и заботливая женщина, которая каким-то образом, известным только ей, управлялась со скудным хозяйством и, несмотря на сложные материальные условия, умела удовлетворять потребности всех и создавать дружную, веселую атмосферу в доме. Она пользовалась таким непререкаемым авторитетом, что не только мы, дети, но и наши многочисленные родственники постоянно советовались с ней буквально по всем вопросам. Таким образом, наша семья была каким-то патриархальным центром среди наших родственников, которые решали буквально все беспокоящие их вопросы, даже личные, только после предварительного совета с моими родителями. Эта традиция продолжалась и после кончины родителей, до гибели моего старшего брата, который фактически был нашим добрым ориентиром.

В 1930 году я поступил в 51-ю железнодорожную среднюю школу, которую окончил в 1940 году. Учился я средне. Не был никогда отстающим, но не был и отличником. Отлично, с похвальной грамотой окончил только 7-й класс. Неплохо шли дела и в 8-м, 9-м и 10-м классах, но, видимо, мешала мне чрезмерная подвижность. Десятилетку я окончил, можно сказать, успешно, сдав все выпускные экзамены на «5», но текущие годовые оценки не позволили получить аттестат зрелости с отличием.