— Задача ставилась одна — только «Вперед!». Как только пехота прорывала линии противника, нас пускали на оперативный простор, и ты летишь вперед, не обращаешь внимания, что сзади пехотой и не пахнет. Сколько можно, все вперед, я отрывался последний раз на 150 км от наших войск. Я был уже в Германии, а наши только через Польшу проходили. Только вперед, потому что, когда лавина танков шла вперед, немцы пребывали в шоке и не могли нам ничего противопоставить.
— Мы никогда не уклонялись, нас учили так: надо занять удобную огневую позицию и с места либо с коротких остановок расстреливать его. Тут важно одно — надо попасть, именно попасть первым снарядом по танку противника. Как только он ударил по броне, экипаж противника будет в шоковом состоянии, а ты по тому же прицелу продолжаешь стрельбу, пока не подобьешь.
— Конечно. В основном из строя выходила ходовая часть, но мы ремонтников не ждали, а сами делали очень многое. Катки меняли самостоятельно, самый проблемный вопрос заключался в ведущем колесе, оно часто выходило из строя, передний, так называемый «ленивец», почти никогда не выходил из строя, как ни странно, хотя танки в лоб шли на противника. Но мы насобачились в итоге ремонтировать сами даже задние катки.
— Что скрывать, наш Т-34 был холодной машиной, у немцев в танках подогрев был больше, они всегда к себе относились с большим вниманием. Но, тем не менее, мы держались, не обижались на холод, потому что Т-34 есть Т-34. Мы всегда использовали брезент, его и в кабину стелили, и накрывались им. Он хорошо тепло держал.
— Как от мотора, масло, ну, и дым был.
— Конечно, мы даже больше не по дорогам, а по пересеченной местности шли. Ведь для танков бездорожье даже лучше, на шоссе мы ясная цель для противника, а по лесам и полям как раз было удобно внезапно на немцев набрасываться.
— Это был очень сложный вопрос, поэтому иногда мы даже пытались перепрыгивать через небольшие речки. Это было самое трудное, ведь на глазок никак не определишь, так что надо рисковать или танк пустить, но чаще всего отправляли пехоту и разведчиков, чтобы они посмотрели мост и определили, можем ли мы, танкисты, пройти. Трудно было, но мы справлялись.
— Нет, мы воевали прямолинейно. Уже наша сила была, сопутствовал во всем успех, и мы были так уверены в Победе, что никаких хитростей не использовали. Единственное, у немецких танков на пушках был дульный тормоз, это в бою был один из признаков вражеского танка, если он есть, сразу определяешь, что перед тобой враг.
— Конечно, но немцы в 1944–1945 гг. были уже не те, здорово боялись наших танков и мехчастей. Они бежали от нас, когда мы орудовали в их тылу. Но конечно, штурмовые и противотанковые орудия продолжали оставаться для нас серьезной проблемой, самые сильные из них могли на дистанции до 2,5 км прошить броню Т-34 только так, снаряд пробивал оба борта. Надо сказать, что единственным эффективным способом борьбы с ними были минометы и артиллерия, такое орудие надо было на площади уничтожать. И хорошо мы их уничтожали, наши ребята уже умели воевать по-настоящему. К концу войны немцы не могли успешно сопротивляться войскам Красной Армии.
— Очень большую; дело в том, что ведь и дети из гитлерюгенда легко могли им пользоваться. Они были настолько отважны, настолько напичканы этой антисоветской и антибольшевистской пропагандой, что шли на нас вплоть до самоуничтожения. К примеру, если они засели в здании, то единственным способом успешной борьбы с фаустниками будет только разбить здание, по-другому ты с ними ничего не сделаешь, по одному же человеку из пушки стрелять не будешь. Так что только так и боролись с ними.