Я дрался на танке

Я залез на платформу, и тут раздался гудок паровоза, капитан куда-то побежал и исчез. Смотрю, а на платформах стоят английские танки «Валентайн», которые мы в училище не изучали. Там нам показывали на плакатах только силуэты немецких танков, а ленд-лизовскую технику мы не знали совсем. С экипажем познакомился прямо возле танка. Механик-водитель танка старшина Мыкола Васильев. Заряжающий Чистяков. Он залез в танк и вытащил оттуда книгу в синем переплете: описание танка МЛ-2-7 на русском языке. Я сел на платформу и стал ее читать: танк «Валентайн», вес 18 тонн, пушка калибра 75 мм, спаренная с бельгийским пулеметом «Браунинг». Боекомплект: 60 снарядов, пулеметных лент — 15, по 250 патронов в каждой. Пулемет зенитный «Брен» с пятью дисками по 100 патронов. Дымовой курковый миномет 50 мм, и к нему 18 дымовых мин, два огнетушителя. Броня 60 мм, масимальная скорость танка 32 км/час, двигатель 160 л/с, горючее — газойль, как и у Т-34, бак на 160 литров топлива.

На танке было много ящиков с боеприпасами, накрытых брезентом.

Танкисты звали этот танк по-своему: «Валентина». Механик Мыкола, видно, был «тертым калачом», казался человеком многоопытным, старше меня лет на восемь-десять, но как механик-водитель он был совсем никудышным, а на передовой Мыкола показал свое истинное лицо — труса и последнего гада. Но ни он, ни заряжающий раньше, как и я, на фронте не были, так что в этом вопросе мы были все равны.

Мыкола, здоровый мужик высокого роста, был из донских казаков, но, видимо, жил на Украине и говорил со мной по-украински, и как-то он приволок в мешке какую-то розового цвета соль, видно, что удобрения. На остановках мы меняли эту соль на еду, и у нас в рационе даже появилась курятина. Наш эшелон шел по Украине, и я узнал, что наша бригада входит в состав 3-й танковой армии генерала Рыбалко.

Вечером выгрузились, ко мне подошел лейтенант и сказал: «Я твой командир взвода, моя фамилия Ребров. Твой танк будет на марше замыкающим в колонне, запиши маршрут движения». Ребров назвал мне деревни, через которые предстояло проехать, сказал, что фары при движении не включать, и тот, кто зажжет фары, сразу пойдет под трибунал. Двинулись по маршруту. А уже стояла ночь, да такая темная, что хоть глаз выколи. Говорю механику: «Машину не гони», сам сел на правое крыло, сержант на левое, нам дорогу лучше видно, чем механику-водителю, мы его движение регулируем по просвету дороги. Вдруг Васильев останавливает танк: «Я мотор перегрел!» Мы постояли немного, но за это время колонна ушла вперед, мы от нее отстали.

Спрашиваю механика: «Ты дорогу видишь?» — «Мне абсолютно ничего не видно!» — «Тогда не гони танк, мы на крыльях сидим и тоже ни черта не видим».