Я дрался на «Тигре»

12 декабря. Утром в 5 часов опять тревога. Марш на исходные позиции. Опять запланирована атака. Прорвемся ли мы в этот раз? Все считают, что ничего хорошего не получится, потому что вчера в этой неподходящей местности одна танковая часть уже была полностью разбита. Русские здесь сконцентрировались. Мы курим без перерыва. У меня очень напряженное чувство и сильно бьется сердце, потому что я думаю, что это не может закончиться хорошо. Сейчас все тихо. Иногда разрывы снарядов вражеской артиллерии. Мы еще раз проверяем оружие, я смотрю, чиста ли от снега оптика и не замерз ли на ней дворник.

Атаку отменили. Предположительно решили, что посылать нас в атаку в таких условиях безответственно. Лица у всех сияют. Проходит примерно полчаса, и приходит посыльный. Уезжаем на новое направление. По дороге у нас ломается гусеница, и мы остаемся стоять. Выпал шплинт в пальце гусеницы. И это на этом проклятом холоде. С большими трудностями и голыми руками без перчаток мы чиним гусеницу и приезжаем к цели очень поздно.

Разумеется, нас сразу же ставят в прикрытие. Как солдаты из другой части, в этой чертовой части мы постоянно получаем только самые обосранные задания. Опять проклятый холод, и всю ночь мы слушаем русский громкоговоритель, который предлагает перебежать и рассказывает о теплых кроватях и бабах. Ну, по крайней мере мы так его поняли.

13 декабря. Возле нас артиллерийский передовой наблюдатель. Все время мы можем слушать приказы на открытие огня. Выглядит так, что все имеющееся вооружение всю ночь стреляет в котел. Также много залпов небельверферов. Вероятно, русские долго не продержатся. Вроде бы окружены три дивизии и одна бригада. Вроде бы русские высшие офицеры запросили самолеты, чтобы покинуть котел.

На рассвете мы едем вперед, чтобы разведать переправу через ручей, и получаем попадание из противотанковой пушки. Рикошет. Мы уничтожаем противотанковую пушку, после того как она выстрелила, ее стало ясно видно, и держимся сзади. Опять прикрываем. Гораздо приятнее ждать русские танки, чем самим их атаковать.

Опять ночь в танке в этом свинячьем холоде. Наш громкоговоритель снова и снова предлагает русским сдаваться. Потом, через некоторое время, очень сильный артиллерийский огонь с нашей стороны. Не хотел бы я там быть.

14 декабря. Теперь нам все-таки надо еще раз атаковать. Предположительно это последняя атака для зачистки местности. Мы загрузили дополнительные осколочно-фугасные снаряды, они лежат на полу. Часть, которой мы подчинены, использует нас на износ. Мы воюем только в самых тяжелых местах. И теперь то же самое. У меня опять было плохое чувство, и это произошло. Четыре танка были подбиты с самого начала атаки, у пехоты тоже были большие потери. Опять видны солдаты в униформе Люфтваффе. Атака остановилась. Я не хочу знать, сколько немецких солдат погибло с начала атаки из-за этого бардака с униформой Люфтваффе!

В 7 утра еще одна атака. Во время переезда через овраг с кустами: удар – огонь – попадание. Я смотрю вниз на водителя и вижу, что у Герхарда Энке больше нет головы, а из шеи хлещет кровь. Фельдфебель Бенц выскочил из танка. В этот же момент мы получили второе попадание, которое разбило механизм наводки, оптику, ограждение орудия. Вероятно, меня не задело потому, что я склонился вниз и вперед, к водителю. Выстрел, который оторвал Энке голову, прошел через рацию и снес радисту Рудольфу Шмиду почти всю челюсть. Я тоже выскочил из танка, вытащил Шмида, у которого ужасно шла кровь, и оттащил его на 800 метров назад. Фельдфебеля Бенца нигде не было видно, как и заряжающего Эвальда. Линия фронта проходит там, где стоит наш танк.

15 декабря. Ночь я был у пехотинцев в лесу и ужасно замерз, у меня не было шинели. В танке во время боя она мешала.

16 декабря. Утром я пошел вперед к танку. Несколько наших пехотинцев еще были там, но лейтенант мне сказал, что эту позицию они должны оставить еще этим утром. С помощью двух пленных русских мы втащили застывшего водителя Энке в боевое отделение танка. Это было почти невозможно, мне пришлось собрать в кулак всю мою волю, чтобы оттуда не убежать. Танк не заводился, и пехотный лейтенант собрал своих людей, чтобы уйти с этой позиции. Я был на пределе моих сил и пошел с ними назад. Танк остался на нейтральной полосе. Пришли ли туда русские, никто не знает. В сумерках я еще раз пошел к танку. После нескольких попыток мотор все-таки завелся, и я поехал назад, не включая свет, чтобы не быть подбитым собственными товарищами. Конечно, из нашей части я никого не нашел.