Я дрался с Панцерваффе.

В феврале получил от матери письмо, а в него вложена «справка» от командира полка, в которой сказано, что я воевал хорошо, представлен к двум орденам Боевого Красного Знамени, и так далее. Пальцы мне к ладони пришили, но они бездействовали, рука в запястье не сгибалась, все кости кисти были раздроблены и деформированы. При выписке из госпиталя умолял врачей не комиссовать меня, что-то «плел», что не могу жить без армии. Сжалились надо мной и дали вторую группу инвалидности и направление в запасной артиллерийский полк, в мой родной город Смоленск, на должность командира учебной батареи. Прибыл туда и пришел к полковнику, командиру полка. Он обрадовался, говорит, хорошо, мол, что опытный офицер с боевым опытом будет у него служить. А я прошу отпустить меня в действующую армию, к своим ребятам. В ответ: «Кругом! Приступить к службе!» Пошел к замполиту, показываю письмо из своего полка, говорю, что я, коммунист, не могу быть в тылу, когда война еще продолжается: что хочу Родину защищать, что всю мою родню немцы вырезали и я обязан отомстить… Комиссар вспылил: «А я, значит, могу в тылу служить?! Ты что думаешь, раз ты герой-орденоносец, так ты нам указывать здесь будешь, где кому служить?!» Но с полковником поговорил. Уже на следующее утро командир ЗАПа вызвал меня к себе и сказал: «Слушай, комбат. Я уважаю твое стремление вернуться на фронт. Но что ты там, инвалид, делать будешь? Ладно, поезжай, но знай – мы тебя в Смоленске не видели и никаких документов тебе не дадим. Береги себя!» В мае 1944 года я нашел свой полк. Никто меня на прифронтовых дорогах не останавливал и документов не проверял. Старые офицеры полка обрадовались моему возвращению в строй. Решили «обрадовать» и меня: «Пойди в штаб, – говорят, – полюбуйся на свой орден». И рассказали мне, что когда в штаб полка поступила реляция о представлении меня за мой последний бой к ордену Красного Знамени, начальник штаба майор Быков переписал наградной лист и вместо моей фамилии вставил свою. Так что предложили мне посмотреть, как мой орден красуется на чужой гимнастерке. На войне часто бывало: рисковали жизнью одни, а ордена получали другие. Но искать справедливость в армии – себе дороже обойдется. Воевать рядом дальше с такой сволочью, как Быков, не хотелось… Спрашиваю, а что Черняк, промолчал, узнав о подобном «фортеле»? Отвечают, что Черняк с конца февраля командует 640-м ИПТАПом, который находится в двадцати километрах от их расположения. Попрощался с ребятами, зашел к себе на батарею, а из прежнего состава среди управленцев всего трое человек осталось. Я в тот момент «в списках не значился» и был «вольной птицей». Поехал искать 640-й полк. Захожу в блиндаж к Черняку. Он сначала не поверил, что я вернулся. Обнимает меня, говорит, что вместе воевать будем до Победы, а все бюрократические формальности, связанные с зачислением в полк, он лично уладит. Дали мне под командование батарею. Была там еще одна радостная встреча. В этом полку начальником разведки служил мой сосед по Смоленску, Рувим Яковлевич Долин. Он был чемпионом города по шахматам, и до войны мы часто играли с ним в шахматы. Рувим был на два года старше меня и закончил Смоленское артиллерийское училище еще в сорок первом.

– Были ли в вашем полку случаи, что кто-то отходил без приказа или бросал орудия. Люди не из железа сделаны, жить хочется всем…