Читаем Я дрался с самураями полностью

В 1940 году советское правительство начало свертывать военную помощь гоминьдановскому Китаю. Официальным поводом для этого послужило прекращение гоминьдановцами снабжения 8-й и Новой 4-й армий, возглавляемых коммунистами. В том же году советские советники и летчики прекратили непосредственное участие в боях. В дальнейшем, после заверений Чан Кайши о поддержке единого фронта и лояльном отношении к Компартии Китая, поставки были возобновлены. В начале 1941 г. из СССР в Китай прибыли еще 200 бомбардировщиков и истребителей. Однако через несколько недель, после ареста гоминьдановцами командующего «мятежной» Новой 4-й армией и приказа о ее расфомировании, Москва заявила о полном прекращении поставок оружия и об отзыве из Китая советских военных специалистов.

Всего в 30-е годы через Китай прошли более трех с половиной тысяч срветских добровольцев. По официальным данным, 211 из них не вернулись с той войны. В Ухани, где шли самые ожесточенные воздушные бои, им был поставлен памятник с такой надписью: «Вечная слава советским летчикам-добровольцам, погибшим в войне китайского народа против японских захватчиков».


Надписи на памятнике советским летчикам в Ухане на китайском и русском языках

Андрей Ровнин

летчик-истребитель

С начала 1930-х годов я служил в НИИ Военно-Воздушных Сил старшим летчиком-испытателем, участвовал во всех парадах и показательных полетах, ежегодно получал благодарности от Калинина и Ворошилова.


Андрей Никанорович Ровнин по возвращении из Китая

В конце 1937 года нас, большую группу летчиков, подняли по тревоге и повезли в Генштаб, где отобрали документы и в каком-то подвале переодели в штатское. Мы решили было, что нас собираются отправить в Испанию. Но на инструктаже в Кремле, который проводил лично Михаил Иванович Калинин, нам объявили, что международная ситуация осложнилась, возник новый очаг напряженности, поэтому нам предстоит лететь не на запад, а на восток — в Китай, помогать братскому китайскому народу в его борьбе против японских оккупантов. Помню, Калинин предупредил: если кого-то из вас собьют, то в плену, как бы вас ни пытали, ни в коем случае не признавайтесь, что служили в Красной Армии и состояли в партии; врите, что работали в гражданской авиации, что вас уволили и вы поехали в Китай на заработки, что вы вообще не согласны с советской властью — а уж Родина вас не забудет, непременно вытащит из плена и вернет домой.

Когда Калинин предложил задавать вопросы, первым поднялся мой сослуживец Виктор Рахов и смущенно попросил оставить его в Москве, поскольку он всего три дня как женился. Калинин, улыбнувшись, согласился. Нет никаких оснований подозревать Виктора в малодушии — впоследствии он стал Героем Советского Союза и погиб на Халхин-Голе. После Рахова самоотвод по разным причинам взяли еще несколько человек. В результате из нашего НИИ в Китай отправились лишь мы с моим близким другом Григорием Кравченко (впоследствии дважды Героем), остальных летчиков набрали в строевых частях.


Г. П. Кравченко

Нас сразу предупредили, что воевать придется под чужими фамилиями. Я взял девичью фамилию матери, а остальные назвались кто Ленским, кто Онегиным, кто Пушкиным, кто Гоголем — каких классиков читали, те фамилии себе и брали.

До Алма-Аты мы ехали в мягком вагоне, выдавая себя за стахановцев, — так что пришлось припомнить свои прежние гражданские профессии. В Алма-Ате нас уже поджидали истребители И-15 и И-16 с китайскими опознавательными знаками, на которых мы в самом конце 1937 года перелетели в Китай, где боевые действия были в самом разгаре. Воевать нам пришлось в штатском, без документов — лишь с охранной грамотой, выданной китайским правительством.

Кстати, для нашего проживания китайские власти арендовали клуб русских белоэмигрантов. Признаться, чувствовали мы себя там довольно неуютно — во-первых, были непривычны к заискиванию прислуги, а во-вторых, то и дело замечали за собой слежку.

До прилета нашей группы японцы имели полное господство в воздухе. Они почти беспрепятственно наступали вдоль Янцзы в глубь китайской территории. Однако после нашего прибытия ситуация изменилась. Советская авиатехника заметно превосходила японскую. Истребитель И-16, на котором я провоевал в Китае весь 38-й год, был лучшим самолетом того времени, что мы и доказали в боях.

Между собой мы сразу договорились, что, поскольку воюем на чужой территории и речь не идет о защите Родины, мы не обязаны побеждать любой ценой, что главное для нас — не терять своих, а уж потом, если получится, сбивать японцев. Но все равно наши потери в Китае оказались очень велики — настолько силен был противник и тяжелы воздушные бои.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война и мы. Военное дело глазами гражданина

Наступление маршала Шапошникова
Наступление маршала Шапошникова

Аннотация издательства: Книга описывает операции Красной Армии в зимней кампании 1941/42 гг. на советско–германском фронте и ответные ходы немецкого командования, направленные на ликвидацию вклинивания в оборону трех групп армий. Проведен анализ общего замысла зимнего наступления советских войск и объективных результатов обмена ударами на всем фронте от Ладожского озера до Черного моря. Наступления Красной Армии и контрудары вермахта под Москвой, Харьковом, Демянском, попытка деблокады Ленинграда и борьба за Крым — все эти события описаны на современном уровне, с опорой на рассекреченные документы и широкий спектр иностранных источников. Перед нами предстает история операций, роль в них людей и техники, максимально очищенная от политической пропаганды любой направленности.

Алексей Валерьевич Исаев

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука
Штрафники, разведчики, пехота
Штрафники, разведчики, пехота

Новая книга от автора бестселлеров «Смертное поле» и «Командир штрафной роты»! Страшная правда о Великой Отечественной. Война глазами фронтовиков — простых пехотинцев, разведчиков, артиллеристов, штрафников.«Героев этой книги объединяет одно — все они были в эпицентре войны, на ее острие. Сейчас им уже за восемьдесят Им нет нужды рисоваться Они рассказывали мне правду. Ту самую «окопную правду», которую не слишком жаловали высшие чины на протяжении десятилетий, когда в моде были генеральские мемуары, не опускавшиеся до «мелочей»: как гибли в лобовых атаках тысячи солдат, где ночевали зимой бойцы, что ели и что думали. Бесконечным повторением слов «героизм, отвага, самопожертвование» можно подогнать под одну гребенку судьбы всех ветеранов. Это правильные слова, но фронтовики их не любят. Они отдали Родине все, что могли. У каждого своя судьба, как правило очень непростая. Они вспоминают об ужасах войны предельно откровенно, без самоцензуры и умолчаний, без прикрас. Их живые голоса Вы услышите в этой книге…

Владимир Николаевич Першанин , Владимир Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное