Я дрался с самураями

На самом деле, все было не совсем так. Наш бомбардировщик СБ действительно превосходил в скорости основные японские истребители И-95 и И-96, однако их новейшие машины И-97, способные разгоняться до 450 км/ч, уже могли нас «достать». Да и в воздушном бою шансы японских перехватчиков были предпочтительнее. При встрече с ними следовало любой ценой сохранять строй и огневое взаимодействие между экипажами, потому что поодиночке мы становились для них легкой добычей. И если кого-то из наших все же подбивали и он начинал терять ход и отставал от группы, мы уже ничем не могли помочь — приходилось бросать его на произвол судьбы, а самим сцепив зубы лететь дальше. Главное было выполнить задание. Вот такие ситуации — самое тяжелое в работе летчика-бомбардировщика.

Японский истребитель Ki-27 (И-97 по советской классификации)

Так что если вам скажут, что на войне ко всему привыкаешь, даже к потерям, и что-де это не душевная черствость, просто иначе не выжить, — не верьте: есть вещи, к которым привыкнуть невозможно. Никогда не забуду тот боевой вылет на штурмовку японских кораблей на Янцзы в районе Аньцина, когда погиб экипаж лейтенанта Москаля. Мы шли двумя пятерками — как обычно, без сопровождения. Задание было сложным — японцы всегда хорошо прикрывали свои суда: и зенитной артиллерией, и авиацией. Так было и на этот раз: уже на подходе к цели нас атаковали истребители, потом мы попали под ураганный обстрел с земли, а едва отбомбились — пришлось выдержать еще один воздушный бой. Несмотря на то что мы шли в тесном строю, защищая друг друга, паре японских истребителей удалось прорваться сквозь наш заградительный огонь и подбить бомбардировщик Москаля — тот стал терять скорость и понемногу отставать от группы; потом выпали из гнезд шасси — совсем плохой признак: значит, повреждена гидравлика. Обреченный самолет, снижаясь, повернул в сторону гор — попробовать затеряться на их фоне. Конечно, все мы понимали, что шансов у ребят никаких — от японских истребителей им теперь не уйти. Больше их никто никогда не видел. Позже до нас дошли слухи, что где-то в горах, в этом районе, разбился русский бомбардировщик… Я до сих пор помню свою ярость и стыд, когда оглядывался на отстающий СБ и не смел сбросить обороты, помню, как матерился мой штурман, как скрипел зубами от бессилия стрелок… Сколько лет прошло — а забыть этого не могу…

Вскоре, в июле 1938 года, настал и мой черед — причем подбили нас при налете все на тот же порт Аныдин, где уже погибли Велигуров и Москаль. Дело было так. После успешного утреннего вылета я получил приказ повторить атаку во главе группы из четырех китайских экипажей. Однако еще на рулежке у двух бомбардировщиков отказали моторы, еще один после взлета не смог убрать шасси. В итоге на задание мы отправились парой. Вышли на цель на высоте 5000 метров — здесь можно было не опасаться японских истребителей И-95, которые были невысотными. Однако в окрестностях Аньцина базировались еще и И-96, куда более скоростные, маневренные и опасные. Но делать нечего — ложимся на боевой курс, китайский ведомый вроде бы уверенно держит строй, мой штурман дает несколько команд на довороты, и тут стрелок докладывает, что видит внизу вражеские истребители, не менее четырех пар, которые пытаются зайти для атаки. Я приказываю ему наблюдать за противником и решаю еще набрать высоту — до 6000 метров, — хотя у нас и нет кислородных приборов. Потом штурман командует: «Так держать!» — теперь я во что бы то ни стало, пусть хоть небо обвалится, обязан выдерживать режим полета, чтобы дать ему возможность как следует прицелиться. Наконец, чувствую легкую встряску открывшихся бомболюков, затем толчок — это ушла к земле тяжелая 500-килограммовая авиабомба — и заметно «похудевший» самолет еще приподнимается, как на пологой волне. Все труднее дышать из-за нехватки кислорода — долго нам на такой высоте не протянуть. Спрашиваю стрелка о японских истребителях — он отвечает, что потерял их из виду. Вот тут я и совершаю ошибку, вообразив, что нам удалось от них оторваться и что теперь можно хотя бы немного снизиться — ведь лететь еще далеко, а в глазах уже темнеет от удушья. Однако не успеваю я спуститься до 5500 метров, как слышу голос стрелка: «Веду огонь по истребителям противника, атакующим снизу!» — и почти сразу штурвал точно сводит короткой судорогой — попадание! пулеметная очередь вспарывает нам правый борт. Мотор захлебывается перебоями; нас слегка валит на крыло и ведет вправо. Китайский пилот, увидев, что мы задымили, резко уходит в сторону, бросая нас одних. Теперь у меня единственная надежда на спасение — облачный фронт над горами. До того, как мы скрываемся в облаках, японцы успевают сделать еще один заход — но это и всё, потом они нас теряют.