Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта

28 апреля 1983-го были мои проводы, пили, как положено, весь вечер, утром я приехал в военкомат, призывников посадили на автобусы и повезли в Калугу. Там на пересылочном пункте я и еще несколько ребят из Кирова и Людиново просидели два дня, а «покупатели» за нами все не приезжали. К нам подошел офицер и сказал, что нас отпускают на майские праздники домой. Обрадовавшись, я схватил сумку и поехал обратно домой. Первой реакцией матери был вопрос: «Ты что, сбежал?» 4 мая, вновь устроив небольшие проводы, я опять поехал в Калугу. Снова просидев на пересылочном пункте три или четыре дня, глядя, как ребят распределяют по войскам, и бегая через забор за вином, я с несколькими парнями вновь был отправлен домой, теперь уже на 9 Мая. Мать опять взялась за голову. 10 мая я опять приехал в военкомат и снова наблюдал, как ребят распределяют по частям, а меня почему-то не трогают, тут я увидел капитана из нашего военкомата. Я подошел к нему и сказал, что уже два раза был дома и третий ехать не хочу. Выслушав меня, тот зашел с моим вопросом в один из кабинетов. Вскоре он вышел и спросил: «В 21-ю команду пойдешь?» На мой вопрос «Куда это?» он ответил, что и сам не знает, я, недолго думая, согласился.

За нами приехали два лейтенанта из Ашхабада. Нас, 21 человека из 21-й команды, отвели на обед и посадили на электричку до Москвы. С собой у каждого были кое-какие деньги, и всю дорогу мы поили своих «покупателей». Изрядно набравшись, мы спросили, куда они нас везут. В ответ мы услышали: «Ребята! Вы едете в такую дыру! Три учебки в Кушке, Теджене и Марах, которые готовят специально для Афганистана». Тогда мы были молоды и не сильно огорчились из-за услышанной новости.

11 мая нас отправили самолетом из Москвы в Ашхабад. Когда улетали, было еще прохладно, на нас были легкие куртки, свитеры, а Ашхабад встретил нас жарой под 30 градусов. Мать перед отъездом купила мне кеды за 3 рубля, и вот в Ашхабаде местный подошел ко мне и попросил продать ему мои новенькие кеды, мол, все равно в части они тебе не нужны будут, а чтобы мне, пока не переобуют, не ходить босиком, он притащил старые сапоги, на том и договорились. Я был такой не один — все ребята продавали становившиеся ненужными вещи: обувь, одежду, часы. Часов в 11 вечера наши лейтенанты построили нас, многие ребята еле стояли тогда на ногах. После «построения» нас погрузили на поезд, который уже к утру привез нас к станции неподалеку от части, до места нас довез «КамАЗ».

Сперва я попал в группу, обучавшуюся на механиков-водителей танка, но там был перебор, и нас, 70 человек, перекинули в Кишинский полк учиться на мехводов БМП. Полгода пробыл в учебке, и поздней осенью 83-го нас на «КамАЗах» перебросили в Афганистан по мосту через Амударью. Мы и еще много ребят из разных учебок попали в 122-й мотострелковый полк 201-й мотострелковой дивизии в городе Ташкурган, тогда я был в звании ефрейтора. По прибытии нас распределяли по подразделениям не офицеры, а «деды»: они ходили перед строем и отбирали, подходили и говорили: «Ты вроде бы ничего, пойдешь с нами», а куда и зачем, было непонятно. Я и два Сергея попали в разведроту. Один Серега был из Сум, парень был хороший, я с ним дружил, его перед самым дембелем застрелили в расположении полка на «бээмпэшке» — то ли «духи», то ли свои — непонятно, но скажу, что дедовщина у нас там была страшная, мог кто-то из молодых выстрелить; второй Серега был из Москвы, но он прослужил всего полгода: получил сквозное ранение, было задето легкое, и парня комиссовали.

— Каким было первое впечатление от Афганистана?

— Я в учебке привык, что после стрельбы было необходимо собрать и сдать все до одной гильзы. А тут мы идем, и патроны валяются под ногами, указываем на них сержанту, а тот лишь пренебрежительно махнул рукой. Идем дальше: валяются гранаты без запалов, и на них всем тоже плевать, никто их не собирает и никуда не сдает. Потом и мы к этому привыкли — приходя с операции, разряженное оружие сдавали в ротные оружейные комнаты, выстроенные в ряд из кирпича, патроны, остававшиеся в пачках, сдавали туда же, а 5–7 патронов, оставшихся в магазине, обычно выбрасывали около двери.

— Какими были задачи вашей разведроты?

— На боевые задания выходили в разном составе: бывало, что и всей ротой, а иногда и вовсе разбивались по отделениям.

Боевые задачи во многом зависели от офицеров. Первым командиром у нас был майор — справедливый мужик, понимавший солдат. Когда приходили с операции, он давал команду отдыхать. Мы разваливались на кроватях, и тогда никто не мог нас тронуть, даже замполит. Ротный любил устраивать душманам ночные засады на подъездных путях и в пустынях, но в основном где-то около кишлаков останавливали караваны, отдельные машины, вылавливали «духов».