Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших

Вот сейчас я думаю: смотри что значит страх! Они взрослые солдаты вроде. Вроде бы им подсказывать, что надо делать, а они у меня спрашивают, у семнадцатилетнего пацана. Я говорю: «Стреляйте! Давайте цельтесь вдвоем в одного, кто-то да попадет!» Лишь бы стрельба была. Они залягут — их там немного немцев-то!» На самом деле так и получилось. До утра мы долежали, холод же, а кухни нет, сухой паек только — сухари. Я говорю товарищу одному (он 1916 года, сталинградский): «Знаешь чего, полезем где ребята наши, если немцы их не покурочили, то у Валентина есть вещмешок, а в нем и хлеб, и колбаса, и водка есть». Полезли. Танк недалеко прошел, и колея от него, и вот мы по ней поползли, и не долезли всего метров семьдесят. Они как лежали лицом к железной дороге, так и лежат. Как рассыпанные вдоль были. Только мы высунулись, а немец как с крупнокалиберного пулемета дал. Товарищ мой говорит: «Давай-ка на-зад, а то немец нам тут и выпить, и закусить даст». Мы задом-задом и уползли обратно, ничего у нас не получилось. Но факт, что мы видели их — нашу роту.

Получилось так, рассказывали потом. Мы же, пацаны, — вперед и вперед, а он правей, немец нажал, а там дивизия, получили пополнение из Средней Азии. Мороз, а они к холоду же не привыкли, и они отошли. Немцы по тылу прошли сюда, и спереди немцы, и те сзади, а наши ничего и не знали, кто их побил…

Дальше пошли по балкам за немцем. Вошли в Сталинград в январе, и нас уже осталось от этой роты человек девять и командир взвода. Привели нас — вот передний край, и все. Как раз метель поднялась, не знаем кто справа, кто слева. Мне он говорит: «Иван, сходи хоть узнай, кто там у нас слева?» Я пошел и нашел блиндаж, зашел: «Кто?» — «Да вот такой полк» — «Сколько вас тут?» — «Нас тут 11 человек!» — «А вы кто?» — «А мы вот кто!» — «А вас сколько?» — «А нас девять». Вот и весь передний край.

Рассвело. А в Сталинграде какая война была — немец через 100–150 метров, а если в домах, то на первом этаже мы, а на втором они, или наоборот. Утром метель прекратилась. В блиндаже ступенек пятнадцать вниз было. Немцы близко, интересно же, воюют пацаны, интересно, кто попадет, кто нет. У меня как-то хорошо стало получаться. Вход в блиндаж был из досок сделан, я доску выбил одну, как раз лицом к фронту, напротив как раз дзот немецкий — метров двести или поменьше. Немцев, похоже, никто не трогал до этого, что ли — утром прямо бегом бегут, не ползут даже.

Как-то ловко у меня стало получаться: я прицелюсь, и он брык — и все. Ребята больше никто не стали стрелять: «Давай! У тебя хорошо получается!» Я замерзну, спущусь погреться, а они уже кричат: «Иди скорей, вылез!» Я за одно утро по 11 немцам попал. Один вылез, артиллерийский наблюдательный пункт был, со стереотрубой вылез в амбразуру, а я раз стрельнул — ничего не получается, второй раз — ничего. Говорю, немецкая винтовка у кого есть? Смотрю, один узбек лезет, вперед винтовкой, а самого не видно. Я цоп у него винтовку, он аж испугался. Я: «Подожди!» Из винтовки этой немецкой, а они хорошие были, пристрелянные. Я приложился — раз — и в стереотрубу: он брык головой на амбразуру, а стереотруба вниз кувырком покатилась. Есть! Наблюдателя сбили.

Слышу через некоторое время (мы там сидим, разговариваем) — выстрелы из пушки и снаряд идет, а мы уже вроде как и привыкли, говорим: «Да это не наш, это пролетел». Он на самом деле пролетел метров тридцать и разорвался. Оттуда осколок пробил с той стороны доску и мне в плечо правое, я кубарем вниз скатился. Глянули, а у меня бушлат разорван. Бушлат сняли, фуфайка смотрю, а там поменьше. Потом гимнастерку сняли, а там совсем меньше. Хорошо, что осколок сначала пробил доску, уже ослаб и потом уже только вдарил меня — не прямо в плечевой сустав, а косо и только вырвал мне немного, а кость не задел. А если б прямо — то он мог и руку мне вырвать. Меня перевязали. Это было 21 января 1943 года. Меня на командный пункт. Ожидай, вот кухня придет, тогда с ней уедешь в медсанбат.

Я там жду и смотрю, мой друг, которого я вытягивал, приехал с этой кухней. Да все, говорит, выздоровел. — «А ты че?» — «А меня сегодня ранило». Переночевали с ним, а наутро с кухней я уехал, а он пошел в часть. Как раз 2 февраля кончилось все — немцы сдались.

Из медсанбата дивизии я в свою часть уже не вернулся. Меня направили в полковую разведку.

Первое время жили на вокзале Сталинградском. Там грузовые склады сбоку, а они остались целы, только без окон. Мы там печку поставили, трубу вывели. Дров было много — развалин до черта. Сюда как раз к универмагу центральному, где Сталин-то стоял, тут раньше гвоздильный завод был, а напротив через улицу кафе было тогда 3 — 4-этажное до войны. И немцы от завода до развалин выложили стену примерно в метр толщиной кирпичом и оставили проход, может, метра полтора в сторону вокзала, а остальная стена универмаг отсюда загородила, тут же Паулюс был.