Я – другой! - 3

Лазурь бухты радовала глаз. Захотелось плюнуть оптом на Люминов, Арбитров и отдельно на криссов, усесться и начать любоваться видом, ожидая заката. Где-то в недрах его доспеха скрывалась такая полезная функция, как мимикрия. Правда на данном уровне слияния Гвоздю маскировка была недоступна, однако золотая броня на золотом песке и так неплохо вписывалась в пейзаж. Издалека Гвоздева можно было принять за песчаную кочку, которую нарыли детишки, покрыв ее завитушками орнамента. Но как следует насладиться Гвоздеву райскими видами не дали.

— Движение! На одиннадцать часов! — голос Ласки выдернул его из мира грез. И сразу его позиция на голом пляже, где толком и скрыться было негде, превратилась в западню. Дергаться и искать себе укрытие, было поздно. Гвоздев зарылся поглубже в песочек и уточнил сдавленным голосом:

— Что за движение?

— Не могу понять. Что-то рассеянное. Как рой. Или туча.

— Палыч, что говорят наши сенсоры?

— Ничего! Не дорос ты еще до того, чтобы ими пользоваться, сопляк, — проворчал старый служака, — надо было меньше эту дамочку слушать и впахивать, а не бока отлеживать!

Дав себе обещание покопаться в настройках и немного поуменьшить пыл и словоохотливость виртуального помощника брони, Гвоздев с напряжением всматривался в растущие на границе пляжа кусты, на которые дала направление Ласка. Автоматика шлема приблизила изображение. О! Точно движение! Права Ласка, среди мелких лакированных листиков как будто что-то … порхает?!

Глава 14

— Ты зачем из воды вылезла? — бухтел Гвоздь.

— А чего мне там сидеть, когда здесь такая красота?! — девушка как завороженная следила за весело чирикающей стаей ярко-красных птичек, оккупировавших прибрежные кусты. Головы у птах были бирюзовыми, а хвосты завивались двумя завитушками, — эххх, а нам их покормить нечем.

Гвоздев давно уже заметил — чем что-то сильнее нравится женщине, тем сильнее она это хочет накормить.

— У нас на камубузе лепешка оставалась от китайского экипажа. Можно сплавать… куда?!! — динамики на броне взревели, — я же пошутил!

— Они такие маленькие, миленькие и голодненькие! Я по глазкам вижу, — запричитала Ласка.

— И как они вообще без тебя тут выживали. Не гони, птахи конечно красивые…

— Да они прелесть, послушай, как поют!

— Чирик. Чирик-чирик-чирик. У меня получается? — попробовал залиться Соловьем Гвоздь. Стайка райских птичек испуганно отлетела метров на десять.

— Прекрати! Вот ты увалень, лишенный чувства прекрасного. Когда я стану очень богатой…

— И заимеешь сотое сердце, — подсказал Гвоздь.

— И это тоже. Но еще я куплю огромный дом с большой оранжереей со стеклянным потолком. И заселю туда сотню всяких ярких птичек. Буду приходить туда по утрам, садиться на плетеную мебель и слушать пение птиц, — Ласка мечтательно закатила глаза.

— Нет. Не будешь. Эта толпа тебе так загадит диван, что кофе ты будешь пить исключительно стоя. Причем время от времени смахивая птичий помет с плеч, — заухал, как довольный филин внутри своей брони, Гвоздев.

— Ты! Т-т-ты! — от негодования девушка начал слегка заикаться, — ты черствый, мерзкий, бездушный…

— Реалист, — закончил ее мысль Гвоздев, — лучше рыбок заведи. Они не гадят. Вернее гадят, но внутрь своей банки, а вокруг зато чисто. Опа! Это что за пассажир?

На ветку возле Ласки бухнулась крупная черная птица с клювом, который размером и цветом напоминал банан.

— Темный ты человек, Андрюша. Это же тукан. Иди ко мне мой хорошенький, — Ласка привстала на цыпочки и потянула к тукану руку.

Тот насторожено следил за девушкой большим круглым глазом, но с места не двигался.

— Я его сейчас… — прошептала Ласка.

Что собиралась сделать девушка с птицей, осталось тайной. Как только ладонь Ласки приблизилась к тукану на несколько сантиметров, тот резко взмахнул крыльями и взлетел. А потом рухнул вниз, целя своим огромным клювом ровно в макушку девушки.

Бам! Ласка от неожиданности присела на пятую точку, а тукан, делая резкие виражи, скрылся в зеленой чаще.

— Чего это он?! — обиженно вскрикнула девушка, поднимаясь с песка.

— Не знаю. У птиц бешенство вообще бывает?

Прежде чем Ласка успела ответить, из кустов вылетело сразу три тукана. Гвоздь сгреб Ласку и спрятал ее себе за спину.

Бам! Бам! Бам! Птицы врезались в грудную кирасу.

— Или у них массовое помешательство, — глядя на то, как туканы ретируются в заросли, произнес Гвоздь, — ты как?

— Нормально. Но не было бы шлема, он бы мне темечко пробил.

— Я не про здоровье спрашиваю, а про твое хобби. Не раздумала еще полный дом птиц заводить?

— Снова движение! Оттуда! — Ласка вскинула руку, указывая направление, — что-то крупное.

Гвоздь и без этого уточнения знал, что на них кто-то прет буром. Акустика шлема воспроизводила шелест листвы и хруст ломаемых веток.

— Приготовься, — шепнул Гвоздь, активируя клинки. Один он выставил вперед на согнутом локте, что бы остановить наскок противника, а другой поднял над головой, чтобы в случае чего, разделить супостата на две половинки одним мощным ударом. Ласка взялась за свои устрашающие автоматические пистолеты. Напарники были готовы встретить опасность грудью.