Я дружу с Бабой-Ягой

Олег, а ты не почувствовал, что им было нужно: мопед или ты? — Олег пожал плечами.— Это очень важно, потому что если мопед, то хулиганье, а если ты, то... Совершенно незнакомые ребята?

— Совершенно.

— А счеты с тобой некому сводить?

— Вроде нет. Рэкс, не твои?

— Исключено, — ответил Рэкс. — Сирдар?

— Не знаю.

— Вы перед отъездом сюда говорили кому-нибудь о лагере? — обратился Давлет к ним троим.

Ухарь с Рэксом мотнули головами — мол, нет, а Митька ответил, что да, сказал кое-кому, но те сами разъехались по лагерям, так что они ни при чем.

— Придется патрулировать! — заключил Давлет.

— А можно сделать пост на самой горе. Там в кустах автобус валяется — в нем и сделать! — предложил вдруг Димка. — Чуть кто показался — р-р! — закрутил он воображаемый телефон, — и все известно! И ни одна муха не пролетит!

— Далеко, — заметил кто-то.

— Это по дороге далеко, а напрямик — раз плюнуть! — горячо возразил Димка. — Мы вон только что бегали — далеко разве? А провод не обязательно сюда тянуть, а только до КПП. А оттуда уж сюда позвонят! Зато надежно!

— А что, это идея! Надо посмотреть! — одобрил Филипп Андреевич и показал в окно.— И вот там надо поставить караул, на мысу. Связь — флажной семафор.— И поднял трубку телефона. — Мичман Чиж? Бей тревогу!

И тотчас зазвенела рында.

Нас как выдуло из штаба. Через минуту личный состав стоял на плацу, а через две — Давлет уже говорил в мегафон. Ответив, что в окрестностях лагеря появились чьи-то лазутчики, Филипп Андреевич коротко обрисовал стычку Ухаря с тремя неизвестными и подчеркнул, что наше безмятежное время кончилось.

И после паузы:

— Юнга Лалаев, по кличке Ухарь, три шага вперед! — Олег вышел. — Внимание, лагерь! Сми-ирно! За находчивость и мужество, проявленные в стычкес превосходящими силами противника, юнге Лалаеяу объявляется благодарность!

— Служу! — просто ответил Олег, считая, наверно, неловким добавлять остальные громкие слова в такой хоть и серьезной, но не очень взрослой обстановке.

— Кому служишь? — уточнил Давлет.

— Лагерю «Ермак».

— Ну, спасибо и за это! — лукаво сгладил остроту диалога Филипп Андреевич, поняв состояние Олега. — Встань в строй! — И с улыбкой проследил за четкостью его движений, и даже прищелкнул языком. — Кажется, в королевстве Монако вся армия состоит из трехсот человек, так что если один ермаковец бьет троих, то мы, стало быть, можем сразиться с целой армией!

Губы, глаза и брови постоянно жили на лице Филиппа Андреевича — шевелились, играли, складывались в какие-то замысловатые комбинации, и, зная символы этой игры, можно было бы в любой момент сказать, о чем он думает, что хочет произнести и что намерен сделать, но выучить его физиономию, как какой-нибудь точный прибор, было, конечно, невозможно.

— Мы мирные люди, но если нам угрожают, мы не будем сидеть сложа руки. Надо готовить отпор! — заявил Давлет. — Не скрою своей тревоги! Лагерь наш находится в шатком положении! Хоть нам и разрешили открыть его, но первая же неприятность может погубить нас! Поэтому, ребята, бдительность, бдительность и еще раз бдительность! В лес по одному не отлучаться! Только группами! Обо всем подозрительном немедленно сообщать своему командиру или мне, лично! А завтра мы, на зло врагам, проведем большой праздник — подъем военно-морского флага!

— Ура-а! — грянули мы.

И начались приготовления.

Наш экипаж, аборигены, так вылизал всю лагерную территорию, что, наверное, муравьи остались без работы. Варяги во главе с Ринчином размечали и подправляли футбольное поле и волейбольную площадку. Алька размалевывал своего Посейдона. Не знаю, случайно или нет, но сделанная и собранная по частям посейдоновская физиономия, около метра в диаметре, своей мясистостью очень напоминала давлетовскую. Большеносый, пухлогубый, лопоухий, с надутыми щеками, бог морей дул, казалось, на залив, желая вызвать бурю, и аж покраснел от натуги. Рук у него не было, и трезубец, пятиметровую жердь, Алька прибил прямо к туловищу.

В соревнования, кроме футбола и волейбола, Давлет включил строевую, шлюпочные гонки и стрельбу из воздушек. Со строевой аборигены справлялись хорошо, со стрельбой — терпимо, а вот шлюпки не давались нам совсем. Мало среди аборигенов было рослых и сильных парней, а весла — как свинцовые, я и Димка лишь вдвоем осиливали одно весло. Но духом мы не падали, а тем более, что вводились дополнительные очки за порядок в кубриках, а уж тут мичман Чиж и Юра Задоля не давали нам спуску.

Долго отрабатывали процедуру почтения памяти погибших моряков. У каждого в отдельности жесты получались, но в общем — так разнобойно, что Филипп Андреевич не выдержал:

— Вы живые люди или чучела?.. Неужели это так сложно: при слове «минутой» дружно снять пилотку, а при слове «молчания» опуститься на правое колено?.. А ну-ка снова! Слова «минутой молчания» я заменяю командой «три-четыре», чтобы зря не тратить святых слов на ваши дрыганья! Приготовились! И...