Я еду домой!

Ладно, лежать так можно до бесконечности, надо делать что-то. Не думаю, что Тима на меня так как папа выйдет. Он все видел, он знает, что за это бывает. Что он будет делать? Что бы я делал, если бы был Тимой? Не знаю. Удавился бы, чтобы мне проблем не создавать, от мук совести. Или с горя по папе. Что еще? Опять не знаю. Я даже не помню, как там насыпь выглядит, пикап перевернутый все закрывает.

С этой стороны высовываться мне не с руки. Да и не смогу я первым его увидеть, если он на насыпи. Там еще и трава густая, они по уму позицию выбрали. Действительно, как по уму! Единственное место, мимо которого мы не могли проскочить никак. На этой сотне метров все местные дороги сходятся. И мы были как на ладони. С насыпи или из домика.

Домик, блин… а в домике никого? В каждом домике свои гомики. Или гномики? Это Америка, значит гомики. Геи, если быть политкорректным. Не хочу поликорректным, хочу Тиму душить и стрелять, пидара такого, гномик блин… из домика… для гомика.

А насчет домика… я бы а их месте посадил туда стрелка, это ведь точно те два мужика с толстяками. Толстяки, наверное, просто залегли в кабине, когда мимо нас ехали. А когда убедились. В какую точно стороны мы едем, то обогнали и устроили засаду. А я, тупая обезьяна, все прохлопал. О, какое же я тупое и нелепое создание!

Еще куча, подальше. Если заползу, то смогу, наверное, и на домик глянуть. А мне надо на него глядеть? Ладно, хуже не будет. Наверное. Тима тоже сейчас думает, как меня достать. Ситуация патовая, пикап нам такую устроил. Ни им меня с флангов не обойти, увижу, ни мне не высунуться. Ладно, надо к дальней куче ползти, может и вырвусь.

Нога как бревно волочится, только бревну болеть не положено, а она болит. Ползу на локтях, положив на них карабин. Тут немного, метров пятнадцать всего, и следующее укрытие, а там еще подумаю. Солнце в затылок, жарко, кепку потерял. А от песка проморгался, кстати, хоть глаза еще немного режет.

Шаги я услышал сразу и очень близко. Так близко, что понял — перекатываться и уходить бесполезно, я уже влип. Окончательно. Успел лишь голову повернуть. Он прямо здесь стоит, у пикапа, оружие у плеча, смотрит мне в глаза и улыбается. Точно, улыбается, белые зубы и черное отверстие дула. Я все же дергаюсь, и тут вспышка и как молотком по виску, искры в глазах, и удивленное осознание, что я еще жив, что стрелок попал как-то неправильно, не туда, куда положено попадать, чтобы убить. А вместо второго выстрела у него из головы вылетело ярко-красное облачко и он упал вперед лицом, подогнувшись в коленях, со всего маху ударившись лицом в землю, я даже услышал треск сломавшегося носа.

Радио. У меня все время было радио на плече, а я его не тронул даже.

— Дрика?

— Да, это я. Я его убила?

— Наповал. Ты его не просто убила, ты мне башку спасла.

— Что мне теперь делать?

Умница не ожидал. Она же в панике бежала, я видел. А тащила с собой снайперский «штайр», и где-то залегла. Там дальше тоже кучи и уже кусты появляются снова, там она где-то и укрылась. Что я говорил про кочан капусты недавно? Говорил же. Что попадет. Не в кочан, так в башню кому-то.

Что ей делать, что ей делать? А где она вообще?

— Ты где?

— Прямо за тобой. — она запнулась. — Ну, если ты сейчас лицом к машине, то я на шесть часов. Я тебя сейчас не вижу.

— Понял.

Я пока не лицом к машине, но скоро буду. Голова кружится, висок болит. Прикасаюсь к нему рукой и опять ругаюсь. Потому что больно. И кровь на руке. И я счастлив, потому что когда я дернулся, тот гад промахнулся, пуля от башки отрикошетила, хоть и рассекла до кости. Что делать? На глаза течет, кстати, мешает. ИПП. Вытаскиваю его из кармана, выдираю нитку с пластмассовой бусинкой. Так, подушечку, и прижать, как можно сильнее, так не течет.

Где Тима? И где этот был, которого Дрика? Наверняка все это время за машиной прятался, а я его и не заметил. И не услышал. А он услыхал, как я пополз, и высунулся. Меня не убил, а сам словил в башню. Тима, ты бы тоже высунулся, а? Я ведь если не убью тебя сейчас, то ночей спать не буду, кушать не смогу. Ты, сволочь, мне свою жизнь насквозь задолжал.

Захлопали частые выстрелы у меня за спиной, один за другим, раз десять подряд, потом голос в радио:

— Он убегает!

Дальше мне и объяснять ничего не потребовалось. Ни кто убегает, ни куда. Я даже не понял, откуда силы взялись вскочить на ноги, и даже раненая почти не волочилась, а нормально меня несла, только болела дико. Тима не будет отбиваться. Тима — трусливое чмо, не как его покойный папа. Он бежит, и бежать он может только за насыпь, у них там машина наверняка, больше ее спрятать некуда. Я дикими скачками похромал до переднего бампера, успев отметить, что туша Марка, похожая на выброшенного на берег и тонущего в крови кита начинает шевелиться, но даже это меня не остановило. Пластиковое цевье «зига» со стуком встретилось с вертикально стоящим бампером, я прижал его рукой — иначе не попаду, все ходуном ходит.