Я! Еду! Домой!

Стегнуло по ушам, окровавленное лицо мертвяка превратилось в месиво, и он отлетел назад. И сразу за ним сунулся второй, но не рывком — просто выглянул из-за поворота, стоя на карачках. Тоже вся харя в крови, одного глаза с половиной лица не хватает, гниющие лохмы мяса свисают вниз. Убраться от выстрела он не успел, но попытался. Так и упал на верхней ступеньке, загадив все вывалившимися из черепной коробки мозгами. Гадство. Противно.

Частые легкие шаги сзади, заставившие меня заорать матерно и подскочить на месте. Мертвая девчонка, подросток, в одной кроссовке и в трусиках от купальника, выскочила откуда-то из пустых спален. Тощая, мелкая, с пятнами тления на маленькой груди и с искусанными руками. Лицо… нет, морда, вся в запекшейся крови, крашеные волосы висят космами, волна вони от нее.

Проспал, кретин! Меня спасла лишь куча сумок, что я сбросил сверху. Мертвая девка перед ними тормознула на лишнюю секунду, и эта секунда меня и спасла. Не будь ее — грызла бы она уже меня, кинувшись сзади. У меня аж кожу на затылке от ужаса свело. Все это мелькнуло в голове чередой картинок, но руки сработали сами — сначала я двинул ее в лоб прикладом, так, что она назад отлетела, а затем «Бенелли» плюнул картечью, снося верх головы у мертвячки, разбрызгивая его по стенам. И дальше я сам прыжком махнул через мешки, повернулся в одну сторону, другую, заглянул в спальню, из которой она вышла. Никого. И в нее и забежал — теперь никто сзади не подойдет.

Патроны из подсумка, один за другим в магазин, принимающий их с сытым металлическим звуком. Есть, доснарядил, навел на дверь. Можете надо мной смеяться, но девка сидела в засаде. Может и совпадение конечно, но я в него не верю. Обычной жратвы, «мертвечатины», у нее на лестнице и внизу целый запас, а она паслась в коридоре. И когда я зашебуршился — спряталась. Вот так. Вот мы и дожили до засадной тактики охоты. Кранты нам, грешным. Хотя… поборемся еще. Покувыркаемся.

Дымом тянуло все сильнее, и я выглянул в окно спальни. Дом разгорелся, занялись сухие кусты живой изгороди. Их тут поливать было принято, иначе откуда кустам взяться, а насчет поливать облом. И они теперь как сухая солома горят. До того, как соседний дом загорится, минуты остались, как я думаю.

И два мертвяка от огня уходят резво, причем один подпалился — бок обуглен и дымится. И хоть бы хны ему, тварюге неживой. Ненавижу. Потому что боюсь до усрачки.

Нет, ходить взад-вперед нельзя, не до того. Раз пройду, второй, и дохожусь до неприятностей. Надо все разом утаскивать и запираться в гараже. Что-то на улице оживленно становится, а дойдет до стрельбы, и станет еще веселей. Так, что делать? Тут не столько в весе проблема, здесь и пятидесяти килограмм не наберется, сколько в размерах. Никак все эти сумки на себя не навесишь, да еще так, чтобы в двери пролезать и отбиваться можно было.

Я беспомощно посмотрел на кучу сумок, и вдруг меня осенило. Открыл верхнюю, достал из нее тактический ремень из зеленой синтетики, что для винтовки предназначен, и обхватил им ручки всех чехлов и сумок. Получилось что-то вроде вязанки мешков на веревочке. Потянул — не тяжело, в общем, и это по ковровому покрытию. Лестница и пол на первом этаже ламинатные, скользкие, поедет без всяких проблем.

Тогда разведка по маршруту выдвижения, без нее никак. Тихо-тихо к лестнице, откуда хруст слышится. По коридору, ружье у плеча, к повороту, так, чтобы в смердящие кровавые лужи не влезть… шаг в сторону, боком, ствол сразу на площадку ниже.

— Твою мать… — прошептал я.

Возле трупа «однорукого», убито мной во время отступления на чердак, пристроились две дохлые собаки. Не знаю как понял, что дохлые, а не бродячие, но уяснил себе это сразу, без всякого сомнения. А еще одна, трехногая, вместо передней лапы голая кость торчит наполовину. И ребра светятся из выжранного бока, грызет щиколотку второго мертвеца, которого я пару минут назад завалил. Активно грызет, только хрящи трещат и труп понемногу сползает по лестнице.

У дохлой собаки глаза какие-то мутные, как у снулой рыбы. И ни единого звука от этой твари. Ни рычания, ни дыхания, ничего — грызет кость мертвого человека, и все. В глаза псине я смотрел уже через окуляр прицела. А когда она подняла голову от своего кровавого и смердящего обеда, я выстрелил, целясь прямо между глаз.

Собаку сбросило вниз, но две другие мощными прыжками, не медленней живых, рванули наверх. Первая встретила два выстрела, которым ее развернуло и снесло вниз, сбив бег второй твари, верткой и неприлично ловкой для мертвой. И что-то из глубины сознания подсказало мне: "За угол!". Изо всех сил, огромным прыжком я отскочил назад, наводя красную светящуюся точку прицела куда-то на поворот на лестницу, ровно для того, чтобы успеть увидеть темную мохнатую тушу, одним прыжком забросившую себя наверх.

Изменить направление прыжка тварь уже не могла, и с ходу ударилась окровавленной мордой в стену, оставив на ней мокрое бурое пятно. А я дважды успел пальнуть в нее, угодив обоими выстрелами в шею. И свалил.